Просвіта Дзвін Севастополя Союз українок ТРЦ Бриз
На першу Галерея Вільна трибуна УКІЦ УГКЦ
Відгуки Бібліотека Пласт Смішного! Лінки
Константин Свиржецкий

Языки в Украине:
возродить украинский –
защитить русский

2005

1. В поисках упрятанной истины

Столыпинский маразм

Такое положение продлилось вплоть до революции 1905-1907 гг., которая дала украинцам надежду на изменение национальной жизни к лучшему. Требования украинского движения в те годы прежде всего заключались в отмене всех запретов и культурно-языковых ограничений. Съезд полтавской группы Всероссийского союза учителей единодушно постановил: «Для украинского населения на территории Украины школа должна быть украинской, то есть преподавание вестись на украинском языке».
Накануне революции, в конце 1904 г., украинцы Российской империи получили редкую и нехарактерную для того времени поддержку со стороны авторитетных российских академиков-языковедов Федора Корша и Алексея Шахматова. На запрос Совета министров относительно целесообразности сохранения ограничений против украинского языка, они дали отрицательный ответ, заявив, что он является целиком самостоятельным языком, а не местным говором русского языка.
Под давлением национально-освободительного движения российская империя вынуждена была идти на уступки. В конце ноября 1905 года был принят закон, который разрешал издание литературы на национальных языках, создание культурно-образовательных национальных обществ и открытие национальных театров.
С этого момента началось быстрое, взрывоподобное развитие украинской национальной жизни. В частности, большим достижением украинства стало появление в Надднепрянщине украинской печати. Через год после Октябрьского манифеста действовало 15 украинских издательств и выходило около 20 периодических изданий – от научных и политических до юмористических и детских.
Но что касается обучения на родном украинском языке, то добиться принятия соответствующего закона не удалось. Были лишь отдельные случаи, когда учителя с разрешения властей на свой страх и риск вводили украинский язык в учебный процесс. Система образования в Украине, от начальной школы до высшей, оставалась русифицированной. Даже в селе, где в те времена ребенок до прихода в школу ни одного слова не слышал на русском языке, обучение осуществлялось именно на нем, А учителя на правобережной Украине до самой революции 1917 года получали специальное жалованье «за обрусение», т.е. за проведение ими в жизнь политики русификации.
Украинская студенческая молодежь Киева начала кампанию за открытие кафедр украиноведения в университетах. В самом Киеве это не принесло успеха, где жесткое сопротивление оказывала университетская администрация, но в Одессе и Харькове такие украиноязычные отделения все же были открытые.
После поражения революции русское правительство, возглавляемое Столыпиным, возобновило откровенно антиукраинскую внутреннюю национальную политику. Одной из определяющих черт эпохи Столыпина стало нарастание волны агрессивного русского шовинизма. Столыпин четко олицетворял официальный курс, который все выразительнее проступал в политике Санкт-Петербурга – путем массированной русификации ликвидировать все национальные отличия, превратить многонациональную Российскую империю в централизованное русское национальное государство.
В этот период русские великодержавные идеологи изображали украинское движение абсолютно искусственным, лишенным любых оснований для существования в XX столетии. Киевский цензор Сергей Щоголев в 1912 г. опубликовал книгу «Украинское движение как современный этап южно-русского сепаратизма», в которой повторялись насквозь фальшивые «аргументы» предыдущих русификаторов Украины. Книга содержала даже перечень имен тех лиц («мазепинцев»), которые заслуживали особого внимания полиции. Полтавский губернатор Багговут в тайном письме царю со всей серьезностью заявил, что «никогда никакого особого украинского народа не было» и призвал назначать только великороссов должности учителей, служащих, священников.
В 1908 г. в Киеве был создан «Клуб русских националистов», который благодаря государственной поддержке и личному покровительству Столыпина стал одной из самых влиятельных политический организаций в империи. Клуб считал своей задачей «вести общественную и культурную войну против украинского движения в защиту основ Российского государства на Украине».
После революции 1905-1907 гг. под угрозой оказались все без исключения проявления украинской национальной жизни, но одним из самых главных объектов преследований вновь стало устное и печатное украинское слово. Российское правительство, его платные и добровольные помощники, понимая, что украинский язык – душа нашего народа, поставили целью максимально сузить сферу его функционирования. В 1909 г. «Союз русских националистов» добился решения думского подкомитета в делах образования о недопущении преподавания украинского языка в школах.
Правительство запретило преподавание на украинском языке в тех школах, где в период революции оно таки было введено. Был также отменен циркуляр министра образования от 1906 г., который разрешал учителям на уроках употреблять украинский язык для разъяснения того, чего ученики не понимают. Учителям запрещалось разговаривать с учениками на украинском языке вне школы. На уроках не разрешалось петь украинские песни, декламировать стихи и даже исполнять украинские мелодии.
Известный еврейский публицист и мыслитель конца XIX ст. Владимир Жаботинский, который долгое время жил в Украине и глубоко изучал украинско-русские культурные связи, писал: «Всюду на периферии государства русская культура появляется лишь после того, как земский ярыга (полицейский - Авт.) прокладывал ей дорогу, вытоптав сапожищем всех ее конкурентов».
И это была сущая правда. Вот, что говорил депутат госдумы Петровский о событиях этого периода: «Например, такое невинное явление, как музыкальное общество в Полтаве, там полицеймейстер запретил говорить по-украински. Директор Миргородской гимназии, пересматривая программу одного концерта, сказал, что когда будет сказано хотя одно слово на дурацком украинском диалекте, то не будет ни одного ученика на этом концерте. В Лебединской мужской гимназии директор тоже запрещает говорить по-украински, и, во время доказательства какой-то алгебраической теоремы на этом языке, ученику была поставлена двойка».
Подобная политика проводилась и в высших учебных заведениях Украины. Те слабые ростки украинской национальной жизни, которые проросли в университетах и других вузах Украины в 1905-1907 гг., были грубо и безжалостно удушены и истреблены. По приказу царя закрывались украинские клубы, научные общества и т.п. В частности, были, закрыты киевская, одесская, нежинская, черниговская, полтавская и другие «Просвіти».
В 1907 г. из 18 периодических украинских изданий осталось только 9. На протяжении следующих лет их количество еще уменьшилось, при чем в реальности прессу на украинском языке не разрешали подписывать. Черносотенцы выявляли непослушных подписчиков, докладывали о них администрации, которая увольняла их с работы, а иногда и подвергала арестам. Почти ко всем украинским пьесам цензура применяла одну стереотипную резолюцию «К спектаклю не разрешен!». Власть запрещала даже печатать театральные афиши на украинском языке.
Не разрешалось отмечать память Тараса Шевченко, организовывать посвященные ему вечера, был запрещен сбор средств на сооружение ему памятника. В 1910 г. временный комитет по делам печати просмотрел брошюру «Народный календарь», где были помещены портреты Тараса Шевченко, казацкого гетмана Петра Конашевича-Сагайдачного, гетмана Богдана Хмельницкого, рисунок памятника Шевченко и карту Украины, и нашел, что они антиправительственны по смыслу, так как содержат «...идеи так называемого «украинского сепаратизма». Тогда же члены этого комитета вновь выступили против названий «Украина», «украинский народ».
В 1910 г. запретительная политика русских чиновников по отношению к угнетенным народам получила прямую поддержку самого Столыпина. 20 января 1910 г. им был подписанный циркуляр с запретом регистрировать любые «инородческие» общества и издательства. В отдельной инструкции он разъяснял губернаторам, что запрет распространяется и на украинские и еврейские организации.
Зачислив украинские организации к «инородческим», правительство попало в довольно своеобразную маразматическую ситуацию: с одной стороны, оно не признавало украинцев отдельным от русских народом, а с другой – явным образом отнесло их к инородцам. В сущности, это было нечаянное признание очевидного факта: украинцы и русские принадлежали к разным нациям.
В 1914 г. отмечалось столетие со дня рождения Тараса Шевченко. На западноукраинских землях австрийская власть не чинила этому никаких преград. Но на украинских землях в составе России, черносотенные организации повели бурную кампанию против юбилея Шевченко и против «мазепинского» движения вообще. Министр внутренних дел запретил печатание памятного издания и рекомендовал губернаторам не разрешать публично оказывать почести Шевченко, называть его именем улицы и школы. Русская православная церковь получила запрет своего Святейшего Синода на служение панихид в честь поэта, а Министерство образования запретило ученикам средних школ ходить на соответствующие мероприятия и концерты.
В этот период курс на русификацию и деэтнизацию украинцев совпал с неблагоприятным для украинского этноса демографическим движением. Чтобы уменьшить численность бедняков и ослабить социальные разногласия в украинском селе правительство поощряло переселение крестьян на малообжитые земли Далекого Востока и Сибири.
Более всего крестьян выехало в 1907-1909 гг. Эмиграция из украинских губерний составляла почти половину эмиграции из европейской части империи, а в последние предвоенные годы – даже 60%. Особенно много ехало с Полтавщины и Черниговщины – 40% от общего количества переселенцев из Украины.
Поток переселенцев из Украины был таким мощным, что в отдельных районах Российской империи украинцы даже составили большинство населения. Так, в частности, было на юге Далекого Востока, в районе, который получил название «Зеленый Клин». Среди поселенцев почти незаселенного к тому времени Приморского края украинцы составляли 75-80%, Амурской области – 60-50%.
Привыкнув работать на земле, будучи земледельцами в десятках и сотнях поколений, украинские крестьяне ехали за десять тысяч километров на Далекий Восток, лишь бы заниматься только тем, к чему они привыкли и от чего не хотели отказываться – земледелием. Выезд за границы украинских губерний миллионов их жителей имел для Украины существенные негативные последствия длительного действия, так как на Юг же и Восток Украины, где в это время ощущалась потребность в рабочих руках на заводах, фабриках и шахтах, массово переселялись крестьяне из Центральной России.
Более суровый климат и бедные земли делали малоперспективными сельскохозяйственные занятия в их родных русских селах. Как правило, эти крестьяне издавна в свободное от сельскохозяйственных занятий время занимались разными промыслами, ходили на заработки в соседние города. Они были меньше привязаны к земле, чем украинцы, и быстрее переходили к новому социальному статусу – рабочих.
Массовое переселение русских крестьян в южные и восточные губернии Украины в годы земельной реформы Столыпина усилило русскоязычный характер городских поселений этих губерний и усложнило борьбу за возрождение украинской национальной жизни и Украинского государства. Правительство и русские шовинисты стремился сделать этих людей орудием политики русификации и достигли в этом направлении довольно многого.
Великорусская шовинистическая истерия, разогревшаяся с новой силой после поражения революции 1905-1907 гг., не вызвала особого удивления в Украине. Не было даже удивительным то, что справедливые требования украинцев не встречали поддержки со стороны русских либералов и социалистов. Как и раньше в подобных случаях, украинцы наталкивались на стену полного непонимания, холодного равнодушия, а то и откровенной враждебности с их стороны. В русском демократическом лагере также заметно усиливался великорусский национализм. Основная сила русских либералов – партия кадетов – выступала против признания отдельных национальных прав украинцев.
Большинство русских либералов разделяло официальное мнение, что, мол, отличия между «великороссами» и «малороссами» незначительны, что украинцы – это всего лишь южная ветвь русского народа. В 1912 г. большую огласку в Украине и России приобрела статья Петра Струве «Общерусская культура и украинский партикуляризм». Автор, один из лидеров кадетского движения, в этой статье выступал за беспощадную борьбу против украинского освободительного движения.
Недалеко от этого шли и русские социалисты. Некоторые из них, в частности большевики, время от времени публично требовали отмены национальных ограничений в Украине. Но они всего лишь использовали дело антиукраинских преследований как повод для критики царского правительства. В целом, революция 1905-1907 гг. и следующий период показали, что русское оппозиционное движение было таким же централизаторским и русификаторским, как и имперское правительство. И после того, как большевики в 1917 г. захватили власть на бoльшей территории бывшей Российской империи, они убедительно это продемонстрировали.
В целом, русское общество в оценках украинского вопроса в тот период недалеко ушло от взглядов известного русского литературного критика ХІХ века Виссариона Белинского. А его отношение к украинцам хорошо видно из письма Павлу Анненкову: «…Одна скотина из хохлацких либералов, некто Кулиш (экая свинская фамилия!) в «Звездочке», …журнале, который издает Ишимова для детей, написал историю Малороссии, где сказал, что Малороссия или должна отторгнуться от России или погибнуть… Вот, что делают эти скоты, безмозглые либералишки. Ох, эти мне хохлы! Ведь бараны – а либеральничают во имя галушек и вареников со свиным салом…».
Благосклонная к украинцам позиция Герцена и Добролюбова была в этом плане исключением.
Таким образом, если резюмировать дооктябрьский период русско-украинских отношений, то отчетливо видно, что начиная с периода установления активных русско-украинских контактов и последующего «воссоединения», Россия последовательно проводила в отношении украинского народа политику всесторонних ограничений, интенсивной ассимиляции и принудительной русификации. Сначала Россия переняла все культурные достижения Украины, затем блокировала развитие украинской культуры, разгромила систему украинского массового образования, деморализовала и русифицировала украинскую элиту, низвела этим украинцев в ранг сравнительно менее культурного народа и в конце концов отказалась признавать сам факт существования украинского народа и его языка, подвергая гонениям и преследованию всех, кто утверждал обратное.
Любые заявления о том, что «украинский народ благодаря России сохранил себя как нацию» или о том, что дореволюционная Россия сыграла цивилизаторскую роль в отношении Украины, являются прямой и безапелляционной ложью. Если украинцы и сохранили себя как нацию, то не благодаря, а вопреки усилиям России! Если Россия когда-либо что-либо и давала Украине в культурном плане, то это было только после того, как она забирала и запрещала во много раз больше!

«Дедушка» Ленин и украинский вопрос

Февральская революция в России и ряд последующих событий принесли Украине долгожданное освобождение и возрождение национальной жизни. Они привели к созданию на большей части этнической территории Украины ряда последовательно сменявших друг друга украинских государственных образований.
То, что большинство советских историков называли гражданской войной 1918-1920 гг. завершилось в Украине созданием полностью подчиненной Москве, но формально независимой Советской Республики, которая затем вошла т.н. Союз Советских Социалистических Республик. Национальную политику и отношение к украинскому вопросу в СССР определяло руководство правящей Коммунистической партии большевиков.
По сравнению с временами Российской империи украинцы получили (а вернее сказать, выбороли в вооруженной борьбе) право называться украинцами, а также формальное право на использование украинского языка в общении, образовании, культуре и т.д.
Лидер российских коммунистов Владимир Ленин уделял достаточно серьезное внимание национальному вопросу. Ленин довольно часто поднимал проблематику Украины и теоретически шел на любую степень свободы для «националов»-украинцев во всем, что касается использования украинского языка, культурной жизни, книгопечатания и образования. Этому его научил опыт и анализ большевистских поражений 1919 года в Украине.
В реальной политике, в вопросах разделения реальной компетенции партийных и государственных органов, управления вооруженными силами, контроля за распределением производимого советскими республиками материального продукта, Ленин, не сбрасывая маски душки-интернационалиста, демонстрировал известную жесткость, цинизм и оставался принципиальным централистом. Потому что именно эти вопросы он считал самыми важными для сохранения власти компартии, которая была нужна ему для удержания власти и построения коммунизма. Это было целью жизни «кремлевского мечтателя» и украинский язык ему в этом не только не мешал, но даже помогал еще лучше обрабатывать сознание украинцев для пользы «дела мирового пролетариата».
Однако предоставление Лениным де-юре полной свободы коммунистам-украинцам в использовании своего языка, в культурной жизни, книгопечатании и образовании вызывало многочисленные сетования русских и еврейских большевиков-централистов, которые по «доброй старой» традиции считали украинский вопрос австро-германской выдумкой. «Автора этих строк, – писал Ленин, – некоторые товарищи на последних совещаниях в украинском вопросе обвиняли в чрезмерном «выпячивании» национального вопроса на Украине». Своим упорствующим партайгеноссе Ленин разъяснял, что за их упреками стоит «зубодробительный» комплекс шовинистов-великодержавников.
«...Игнорировать значение национального вопроса на Украине, – писал Ленин, – чем очень часто грешат великороссы (и, наверное, не намного менее часто, чем великороссы, грешат этим евреи), – значит, делать глубокую и опасную ошибку». «Кремлевский мечтатель» отмечал, что в РКП(б) «много партийных руководителей пропитаны бессознательно великорусским национализмом и великодержавностью, не понимают национальных потребностей других народов (в нашем случае – украинского – Авт.) и дают повод быть заподозренными в том, что собираются нести им свой великорусский шовинизм, прикрытый названием коммунизма» (курсив – Авт.).
Но стоит отметить, что численность этнических украинцев в «украинской» компартии в этот период составляла всего несколько жалких процентов (1918 г. – 3,2 %, 1922 г. – 23,3 % при 80 % в составе населения). Поэтому в реальности российские коммунисты, которые правили в Украине, считали возрождение украинской национальной жизни «уступками» украинцам. И в телеграмме, отправленной Лениным Сталину в Харьков, он писал: «относительно языка все уступки и максимум равноправия» (курсив – Авт.).
Но как бы мы не относились к историческому феномену «дедушки» Ленина, мы должны признать, что из всех лидеров иностранных военно-политических сил, которые претендовали на власть над Украиной (поляки, российское белое движение, различные течения в российской компартии), на тот момент он хотя бы теоретически занимал относительно справедливую и экологичную позицию по отношению к украинской национальной жизни.
И если исходить из оценки ситуации с т.з. «лучшее из худшего», в которой тогда оказалась Украина и украинский народ, то мы можем сказать, что «дедушка» Ленин сделал два полезных дела. Первое – он отверг сталинскую идею «автономизации» при создании СССР как ликвидирующую государственный суверенитет, пусть даже формальный, советских республик. Второе – Ленин поддержал курс «украинизации», и благодаря его позиции в украинском вопросе в 20-х гг. РКП(б) хотя бы теоретически осуждала русский шовинизм и политику «нейтралитета» партии в т.н. «борьбе двух культур» – русской и украинской.

«Украинизация» для украинцев

Политика «украинизации» проводилась в Украине после гражданской войны на протяжении двадцатых годов ХХ ст. На деле ее правильно было бы называть политикой «дерусификации» украинской национальной жизни, или «коренизации», как ее величали отдельные партийные и государственные документы. Эта политика была зафиксирована в постановлениях Коминтерна и ряда съездов российской (советской) компартии, которые рассматривали ее как национально-воспитательную работу в целях использования мощной тяги украинского народа к национальному возрождению для укрепления советской власти и построения социализма.
Советскую «украинизацию» поддержали значительные общественно-политические силы, которые возлагали на нее большие надежды. Мыкола Скрыпнык включал в понятие «украинизации» укрепление государственности Украины в советской форме, но в решениях партийных и советских форумов она сводилась только к культурно-общественной деятельности.
Таким образом, в двадцатые годы советская власть, идя на уступки украинскому движению, предоставила возможности для сравнительно широкого развития украинской культуры, но оставляла этот процесс под постоянным контролем, ограничивая его желательными для коммунистического режима рамками. Но и в такой урезанной форме «украинизация» стимулировала общественно-культурное развитие и положительно влияла на остальные стороны национальной жизни украинского общества.
В отличии от русификации в Российской империи и в СССР «украинизация» 20-х годов предназначалась исключительно для самих украинцев, для возрождения их национальной жизни, а не для деэтнизации других национальностей. В реальной жизни эта политика предполагала возвращение украинского языка во все сферы жизни, формирование понимания и осознания украинцами национальной принадлежности и национальных особенностей, изучение украинской истории и культуры. В этот короткий период украинскому языку был официально предоставлен национально-государственный статус, созданы научные основы национального языкотворчества. Создавались благоприятные условия для распространения и развития украинской науки, образования и культуры.
Велась даже подготовительная работа для «украинизации пролетариата», «украинизации» украинских крупных городов и промышленных центров. При этом подчеркивалась необходимость отличать русифицированных рабочих-украинцев, которые употребляют суржик на основе украинского языка, от этнических русских рабочих. Относительно последних, как национального меньшинства в Украине, рекомендовалось «внимательное отношение... и обеспечение их интересов», а относительно первых – разъяснение их национальной принадлежности и их национальных обязанностей.
«Украинизация» способствовала определенному приближению партийно-государственного аппарата к украинскому народу, привлечению украинцев к советским формам общественной жизни, подготовке и выдвижению, хотя и весьма ограниченному, руководящих работников украинской национальности.
В начале 20-х гг. правившее в Украине прозиновьевское-каменевское коммунистическое руководство искусно саботировало «украинизацию». Разделавшись с Зиновьевым и Каменевым Сталин сменил и партийных руководителей в Украине, прислав сюда Кагановича. Чтобы продемонстрировать сторонникам зиновьевцев, что их эпоха кончилась, а заодно и привлечь на свою сторону растущую украинскую массу в КП(б)У, Сталин и Каганович на сравнительно продолжительный период сделали «украинизацию» безоговорочным курсом.
Но и в этих условиях она встречала глухое сопротивление русских и еврейских большевиков-централистов и шовинистически настроенного советского мещанства, сформировавшегося из потомков тех, кого принесли в Украину имперские миграционные потоки в течение полутора предшествующих столетий и кого даже «дедушка» Ленин называл «великорусской швалью».
В 1927 году Исполком Коминтерна даже рассматривал вопрос о русском шовинистическом отклонении в партии, которое препятствовало «украинизации». В обращении ЦК КП(б)У к Коминтерну утверждалось, что это отклонение состоит в игнорировании и недооценке значения национального вопроса в Украине, которое часто прикрывается интернационалистическими фразами. В частности, по мнению авторов обращения, русский шовинизм проявлялся в следующих формах:
1) в унижении значения Украины как части СССР, в старании трактовать образование СССР как фактическую ликвидацию национальных республик;
2) в проповеди нейтрального отношения партии к развитию украинской культуры, в трактовке ее как отсталой, «крестьянской» в противовес русской, «пролетарской»;
3) в попытках любой ценой сохранить преимущество русского языка в внутренней государственной, общественной и культурной жизни Украины;
4) в формальном отношении к проведению украинизации, которая признается часто только на словах;
5) в повторении шовинистических великодержавных взглядов о т.н. искусственности украинизации, о непонятном народу «галицийском» языке и т.д., в культивировании этих взглядов внутри партии;
6) в старании не переводить политику украинизации в города и среди пролетариата, ограничившись только селом;
7) в весьма тенденциозном раздувании отдельных перегибов во время переведения украинизации и в попытках выставить их как целую систему нарушения прав национальных меньшинств (русских, евреев).
Тогда, в 1927 году, русский шовинистический уклон, как ни странно, был осужден. Но и тогда же ЦК КП(б)У в постановлению от 19 апреля 1927 года вменил в обязанность ввести обучение русскому языку во всех школах в Украине, из которых, как тогда предполагалось, должно было стать в будущем украинскими не менее 95%. Одновременно ЦК сделал принципиальное предостережение, что «это ни в коем случае не может быть прикрытием для попыток образовать для русской культуры на Украине господствующее положение, которое она имела царизме».
Однако уже через пять лет, в 1932 году, Сталин круто изменил курс национальной политики СССР, и короткий период украинского национального возрождения в Украине закончился. Начался период новой еще боле жестокой русификации на советский манер.

Попіл Кубані б’є в наші груди…

После февральской революции 1917 года, строя национальное государство, Украинская Центральная Рада во главе с Михаилом Грушевским поначалу не претендовала на Кубанскую область, где больше половины жителей были украинцами. В те времена кубанские черноморские казаки, будучи прямыми потомками запорожцев, в более или менее достаточной степени сохраняли украинскую обрядовую и материальную культуру, стереотипы поведения, национальную кухню, фольклор и язык. В 1917 году они образовали собственное правительство, и переговоры о вхождении этого края в Украину должны были проводиться непосредственно с ним, а не с Временным правительством.
Несколько позже гетман Скоропадский, добившийся согласия крымского правительства генерала Сулькевича о присоединении полуострова к Украинскому государству на правах автономии, начал переговоры и о присоединении Кубани. Но после очередного захвата Украины большевиками советская республика восстановилась в прежних границах.
В октябре 1925 года Центральный исполнительный комитет СССР передал в подчинение Северо-Кавказского края Российской Федерации два украинских округа – Шахтинский и Таганрогский. После проведения Всесоюзной переписи населения 1926 года ЦК КП(б)У решился обратиться в Москву с просьбой вернуть эти округа Украине, а также передать ей южные районы Курской и Воронежской губерний, где компактно проживало украинское население. Количество украинцев в западных районах Российской Федерации, непосредственно прилегавших к Украине, превышало, как свидетельствовала перепись, два миллиона человек.
В этот период на одном из Пленумов ЦК КП(б)У было принято такое решение: «Поручить Политбюро … вести дальнейшую работу в деле объединения в границах УССР всех сопредельных с нею территорий с украинским большинством населения, которые входят в Советский Союз». В докладе на X съезде КП(б)У говорилось: «Мы ставим своей задачей и ставим вопрос перед ВКП(б) о государственном объединении Украины, – в Курщине, в западной части Воронежчини и т.д. Это украинское население... не имеет достаточного обслуживания своих национальных потребностей». Однако ЦК ВКП(б) отреагировал молчанием на эту просьбу.
Позднее нарком образования Украины Мыкола Скрыпнык при содействии местной власти начал «украинизацию» 37 районов Северо-Кавказского края, в том числе 19 районов Кубанского округа. Успехи в этом деле позволили ему снова поставить вопрос о переводе Кубанского, Шахтинского и Таганрогского округов под юрисдикцию Украины.
Требования рассмотреть отложенный в свое время вопрос о передаче Кубани в состав Украины обеспокоили российских централистов в ВКП(б) и самого «отца народов». Они заставили их по-новому взглянуть на успехи «украинизации»: Сталин и его окружение поняли, что национальное возрождение в такой крупной республике, как Украина, может в дальнейшем создать серьезный центр силы в Киеве, который гипотетически при случае будет способен противостоять московскому центру в лице Иосифа Виссарионовича и его подручных. Для решения «украинского вопроса» они решили воспользоваться представившимся случаем – проблемой невыполнения плана хлебозаготовок в ходе массовой коллективизации.
И в ответ на территориальные просьбы Украины появилось постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и Западной области» от 14 декабря 1932 года за подписями Молотова и Сталина. Содержание и территория действия этого постановления позволяет с абсолютной уверенностью говорить о том, что изъятие хлеба в форме, которая привела к голодомору, – это намеренная варварская акция, имевшая своей целью нанести сокрушительный деморализующий и деэтнизирующий удар по украинскому народу. Потому что это постановление, которое, судя по названию, должно было преследовать исключительно экономические цели, на самом деле включало в себя серьезный блок национально-языковых задач.
В частности, в указанном документе «украинизация» Северо-Кавказского края характеризовалась как «небольшевистская». Делопроизводство местных органов власти, а также газеты и журналы здесь требовалось немедленно перевести с украинского языка на русский как «более понятный» для кубанцев. Преподавание в школах также переводилось на русский язык.
Кроме того, постановление «предлагало» ЦК КП(б)У и СНК Украины вообще «обратить серьезное внимание на правильное проведение украинизации, устранить ее механическое проведение, изгнать «петлюровские» и другие буржуазно-националистические элементы из партийных и советских организаций, тщательно подбирать и воспитывать украинские большевистские кадры, обеспечить систематическое партийное руководство и контроль за проведением украинизации». Но главное – территориальные рамки действия этого постановления практически совпадали с границами основной массы этнического расселения украинцев европейской части СССР.
Таким образом, с 1933 года украинские школы и культурно-образовательные ячейки на Кубани, Северном Кавказе и в приграничных с Украиной районах России, где компактно, практически «сплошняком», проживали украинцы, были разогнаны. Физически были уничтожены или деморализованы все, кто отстаивал украинскую принадлежность тамошнего населения.
Мероприятия по деукраинизации подкреплялись самыми бесчеловечными репрессивными методами – конфискацией всех запасов продовольствия, отложенных до нового урожая у крестьян и казаков Кубани и большинства других украинских районов России. Это был террор голодом, который погубил сотни тысяч местных жителей. В ходе проведения последующих переписей украинцы в принудительном порядке были в основном записаны русскими, многих даже заставили сменить фамилии на великорусские варианты.
Спустя десять лет, в 1942 году, великий украинский кинорежиссер Александр Довженко, отступая в составе советских войск с Украины по маршруту Россошь, Хопер, Калач, оставил нам в своих дневниках свидетельства этнической агонии той части украинского народа, которая подверглась принудительной русификации в «братской» России по самому широкому территориальному шлейфу – от Стародуба до Ставрополя.
Довженко писал: «Вот и Россошь, истинно русский город, где население почему-то разговаривает по-украински. Несколько сот лет никак не успевает причаститься, ну да уже, кажется, хватит, уже все дети говорят по-русски». «Поселился у деда Ягора Швеця (под Калачом – Авт.), или Шевцова, как пишется уже этот этнографический полтавский раритет. Неграмотный, темный дед украинский с бабой… Баба чем-то напоминает мою мать. Вот такие-то «Шевцовы».
Так, погибла и украинская Кубань, а те потомки запорожских казаков, которые выжили в атмосфере этнического террора, сохранили многие казачьи традиции, но под антиукраинским прессом советской империи деэтнизировались. Несколько позже московские демографы описали этот процесс так: «Повышенный прирост общей численности русских частично может быть объяснен слиянием с ними отдельных групп вторых народов, в частности довольно многочисленных групп украинского населения на Кубани и Северном Кавказе».
Звучит более чем цинично, потому что так же цинично за семьдесят лет до того русские шовинисты писали в Петербург о «добровольной» русификации поляков после восстания 60-х гг. XIX ст. Вот отрывок из доклада Александру II от специальной комиссии «по крестьянскому делу в Царстве Польском»: «Важнейший факт по крестьянскому делу в Царстве Польском заключается в успехах русского языка в том крае. В отделе Кельцкой комиссии по крестьянским делам (около 1/13 всего царства) преподавание русского языка введено в 159 мужских и 3 женских сельских училищах. Крестьяне с заметной охотой учатся русскому языку там, где сношение правительственных лиц и учреждений с гминными (волостными) управлениями производится на русском языке.… В крестьянах вовсе не замечается национального предубеждения против русского языка, напротив, поступающие от разных административных властей в волостные (гминные) управления бумаги на польском языке возбуждают недоумение...» (!).
Господь Бог в дальнейшем помиловал Польшу, которая, несмотря на все расстояния, разделяющие ее и Россию, до сих пор содрогается при мысли, что «братские» объятия русификаторов могут вновь стиснуть ее! К сожалению, украинскую Кубань и другие украинские районы России постигла иная, страшная, участь.

Централизация и русификация «от отца народов»

В начале 30-х гг. Сталин радикально изменил официальные партийные оценки в отношении русского шовинизма и т.н. «украинского национализма». В 1926 г. в письме Кагановичу он уже высказывал «опасения», что «украинизация» может приобрести характер «борьбы против «Москвы» вообще, против русских вообще, против русской культуры и ее наивысшего достижения (!) – ленинизма». В сентябре 1932 г., опять же в письме Кагановичу, он фактически квалифицировал сопротивление украинцев коллективизации и непомерным хлебозаготовкам как петлюровщину (т.е. украинский национализм – Авт.). Подводя итоги «хлебозаготовок» (т.е. голодомора), сталинский наместник в Украине Постышев в ноябре 1933 г., назвал «ошибки и промахи в национальной политике» со стороны КП(б)У основной причиной сопротивления коллективизации и хлебозаготовкам и объявил о «разгроме украинской националистической контрреволюции», который был осуществлен «под непосредственным руководством… ЦК ВКП(б) и лично тов. Сталина».
В 1934 г. на XVII съезде партии Сталин подтвердил свою позицию: «На Украине еще сосем недавно уклон к украинскому национализму не представлял главной опасности, но когда перестали с ним бороться и дали ему разрастись до того, что … этот уклон стал главной опасностью». Именно с этого момента и до конца правления КПСС никогда больше не повторялись предыдущие партийных резолюций, которые констатировали, что «главное препятствие для решения национального вопроса и устранения национального неравенства в СССР состоит в пережитках русского шовинизма».
Чтобы исключить любые риски, связанные с существованием государственности Украины, Сталин покончил с поддержкой курса на «украинизацию» для украинцев – и сделал ставку на своего естественного союзника в деле централизации – на русский шовинизм, который в новых условиях, даже по оценке партийных документов предшествующего десятилетия, работал в основном под маской «интернационализма». После создания этого неформального тандема рассуждать о русском шовинизме стало делом антипартийным и националистическим.
Цели и желания Сталина и русских шовинистов в Украине практически полностью совпадали – это максимальная централизация всех областей жизни при условии, что центром всегда была, есть и будет Москва. Продолжение русификации украинцев было для них абсолютно необходимым, так как она являлась важнейшим и неотъемлемым направлением централизации.
От российской самодержавной практики новая «советская» русификация отличалась тем, что существование украинского народа и украинского языка на территории Украины никто впрямую не отрицал. Здесь это было бы просто абсурдно, хотя на территории России русификаторы без обиняков переписали украинцев в русские, а многим даже и фамилии изменили. Однако в самой Украине они добились, чтобы украинский язык и фактически, и формально был вновь поставлен в неравное положение с русским языком. При этом украинский язык и культура были фактически классифицированы как второсортные и, что самое страшное, как бесперспективные.
Методы реализации этой политики, зачастую даже в деталях, были теми же, что и при бывшей российской самодержавной империи: русификация национальной элиты, поощрение шовинистических сил и настроений (под лозунгом «интернационализма», который сменил лозунг «общерусскости»), усиленная антиукраинская миграционная политика, усиленное продвижение русского языка и русской культуры на замену украинским.
В период голодомора т.н. «разгром украинской националистической контрреволюции» сопровождался сокращением украинских школ в Украине и, соответственно, увеличением русских школ, уменьшением почти в два раза выпуска книг на украинском языке, механическим приближением норм украинского правописания к нормам русского, введением практики «калькирования» слов из русского языка для украинского, «приостановкой» или прекращением работ по созданию украинских словарей.
Как можно более жесткая централизация всех областей жизни СССР рассматривалась Сталиным как неотъемлемая часть его режима личной власти. Даже жалкий политический суверенитет советских республик и всякие мысли о культурной и языковой «окремішності» националов, которые могли бы повлечь мечты о чем-либо большем, для Сталина были несовместимы с правом на физическое существование для тех, кто являлся их источником. Тем более, если речь шла об Украине, которая в силу своих размеров и потенциала могла чисто гипотетически представлять угрозу для безмерной личной власти красного тирана.
Он не скрывал своей ненависти: «каждый, кто стремится разрушить это единство социалистического государства, кто жаждет отделения от нее ее части и национальности, он враг, заклятый враг государства, народов Союза ССР. И мы будем уничтожать каждого такого врага, мы будем уничтожать весь его род, его семью». Ненависть Сталина и его окружения к Украине была огромной! Как известно из материалов XX съезда советской компартии «отец народов» сильно сокрушался о том, что физически не мог выслать всех украинцев в Сибирь из-за их большой численности.
Поэтому в отличие от своих предшественников Сталин и его подручные в борьбе с украинцами исключительно широко применяли репрессивные средства, а именно: физическое уничтожение национальной элиты под предлогом борьбы с «украинским буржуазным национализмом», приведение широких масс к покорности методом создания искусственного голода, принудительная деэтнизация широких масс украинцев в ряде регионов бывшего СССР, принудительные массовые депортации украинского населения, ограничения на поселение украинцев в городах Западной Украины, ограничения на поселение ранее репрессированных украинцев на территории Украины и др.
В 30-х гг. эти процессы вылились в феномен, названный впоследствии «расстрелянным возрождением». Он знаменовал собой массовые преследования и репрессии, которые постигли украинский народ в сталинские времена, когда просто «под корень» уничтожались те слои населения, которые в будущем могли стать опасными для единства советской империи. Физическому истреблению подвергались в первую очередь деятели литературы и искусства, создававшие украинскую культуру, способную конкурировать с русской в русифицированных городах, а также национальные партийные кадры, способные сформировать противостоящий центру слой национальной бюрократии.
Для лучшего контроля над уцелевшими украинскими творческими деятелями их объединили в ряд творческих союзов, наиболее заметным из которых стал союз писателей. Чтобы нивелировать украинскую культуру до местечкового масштаба, уцелевших творческих деятелей взяли под такую плотную опеку, когда любое творческое новаторство, на которое в самой Москве и в России смотрели сквозь пальцы, в Украине рассматривалось как преступление. Эта традиция распространилась на все сферы общественной жизни, и в последующие годы отразилась в метком афоризме: «Когда в Москве грызут ногти, в Киеве – рубят пальцы».
Чтобы упредить создание в дальнейшем дееспособного костяка национальной бюрократии, на всех ключевых постах Москва, как и раньше, предусмотрительно расставляла выходцев из России. Первые руководители республики долгое время были исключительно представителями центра. Пока «отец народов» был жив украинская советская бюрократия ни в какой степени не могла влиять на ход общественных процессов в Украине. При малейшей нелояльности центру ослушников отправляли в ГУЛАГ или ставили «к стенке».
Когда-то, на X съезде РКП(б), Сталин мог себе позволить такие пассажи в выступлениях с партийной трибуны: «Ясно, что если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы. Лет сорок тому назад Рига представляла собой немецкий город, но так как города растут за счет деревень, а деревня является хранительницей национального, то теперь Рига – чисто латышский огород. Лет пятьдесят тому назад все города Венгрии имели немецкий характер, теперь они мадьяризированы. Это же можно сказать о тех городах Украины, которые носят русский характер и которые будут украинизированы, потому что города растут за счет деревни. Деревня – это хранительница украинского языка, и он войдет во все украинские города как господствующий элемент».
В 1932-1933 гг. этот политический садист непомерными хлебозаготовками распял «хранительницу украинского языка», физически истребив искусственным голодом и массовыми репрессиями как минимум десятую часть украинцев. Он изуродовал украинскую душу, искалечив вечным страхом перед системой сознание миллионов украинских крестьян, которые должны бы были «украинизировать» города своей Родины. Именно голодомор и массовые репрессии, а не этнографические отличия на долгий период разделили Украину на два сознания, два менталитета.
Ибо ничем иным невозможно объяснить появившуюся после этого и сохранявшуюся почти 70 лет разницу в уровне национального самосознания Волыни, с одной стороны, и, например, Житомирщины и Винниччины, с другой. Ведь до захвата Волыни поляками в 1920 году эти земли были практически одинаковы с т.з. состава населения и истории края. Это были православные края, два века прожившие в коронных землях Речи Посполитой и полтора века в Российской империи, поддержавшие УНР и разделившиеся менее, чем на два десятка лет. Но после воссоединения в составе Советской Украины они явили такое разительное взаимное отличие, что невозможно было поверить, что веками они являли собой одну этно-культурную территорию.
Это не Волынь стала похожа на Галичину, это бесчеловечные твари – сталинские изуверы-шовинисты – за два десятка лет голодом и репрессиями так исковеркали этническую суть, национальное и человеческое достоинство нашего народа, что он на какое-то время разделился в себе. Именно после голодомора миллионы советских украинцев несколько десятилетий подряд жили только с одной мыслью, передававшейся из поколения в поколение: «Лишь бы не было голода!».
Семью моего отца, которая жила в одном из хлебных сел Херсонской области, голодомор застал, когда тому было только шесть лет. Дед в это время находился на агрокурсах в Херсоне, и это спасло наш род. В разгар голодных смертей и массового вымирания, дед вернулся домой и застал там опухшую от голода жену (мою бабушку) и своих детей, которых медленно покидали последние жизненные силы. Дед первым делом бросился на горище и взял валявшуюся там коровью шкуру, которую большевистские «заготовители» чудом не реквизировали. Он тщательно обсмалил шкуру на огне, нарезал узкими полосками и, вываривая из нее студень, отпаивал жену с детьми до тех пор, пока не стало ясно, что они спасены.
Мой уже почти восьмидесятилетний отец до сих пор рыдает, вспоминая, как шестилетним пацаном, обезумев от голода, в каком-то погребе он ел сырую капусту и запивал ее кисляком. Как после этого, его свалили желудочные колики и опухло все тело. Долгое время отец был уверен, что голод организовали троцкисты, и что Сталин – «горный орел» нашей партии. Отец был воспитан системой на «интернационализме», воевал с немцами, был тяжело ранен и награжден, какой-то период был членом КПСС. Он стал новой генерацией уже «советских» украинцев, женился на русской (моей маме), в семье и на работе использовал русский язык. В нем, как и во всем его поколении противоречиво сочетается любовь к Украине и ностальгия по Союзу, тоска по материнской мове и «теоретическое» осуждение «национализма», дать рациональное определение которому ему достаточно сложно.
В 1932-1933 гг., ликвидируя «украинизацию», Сталин и его подручные на долгое время поставили жирный крест на перспективе «украинизации» городов Украины, несмотря на то, что в конце тридцатых годов украинцы составляли уже 58% от общего городского населения своей республики. Это было достигнуто за счет поощрения русификаторских процессов и шовинистических настроений в российско-еврейской мещанской прослойке, которая доминировала в управлении и руководстве предприятий и учреждений, а также за счет деморализации прибывавших в города украинцев, которых моментально ставили на место, если употребление ими родного языка не устраивало окружающих. Русские шовинисты в Украине стали частью этой новой, советской системы русификации, которая глумилась над «братским» народом во имя дальнейшего «сближения и слияния социалистических наций».
В 1940 году мой отец успешно закончил школу в своем родном селе, где тогда все говорили на прекрасном, мало отличающемся от литературного украинском языке. Он приехал в Херсон для поступления в ремесленное училище, что по тем временам считалось «достаточно круто». Когда он пришел сдавать экзамен по математике, естественно, на родном украинском языке, русские интеллигенты едва не отправили его восвояси за использование «не того» языка, но все же снизошли и выслушали его «доведення теореми». В ремесленное училище отца приняли, но вежливо предупредили: «Этот язык (украинский – Авт.) можете забыть. Он вам больше не понадобится». Не думаю, что эти «славянские братья» были заядлыми сталинистами, но то, что они были отъявленными русскими шовинистами – это факт, и такие господствовали в Украине на тот момент.
Могут закричать: «Да что вы такое говорите?! Да многострадальный русский народ сам больше всех пострадал от голода и от репрессий! Это же всем хорошо известно!» Эта ложь стала постперестроечной усладой для великорусских ушей. Ведь «всем известно», что нет в мире более «многострадального» народа, на который все «постоянно нападали» и «хотели покорить и закабалить»!
Ну, что ж тогда пришел момент истины! Давайте посмотрим на голые факты во всей красе, которые нам дают переписи населения. За период с 1913 по 1959 гг. численность русских на территории СССР возросла почти в два раза! И это несмотря на первую мировую, гражданскую и Великую Отечественную войны, несмотря на репрессии и т.п.! А что же произошло за этот период с украинцами? А вот что:

 

Русские

Украинцы

Общее количество населения в границах СССР

Кол-во

Рост

Кол-во

Рост

1913 год

72 млн.

 

33 млн.

 

159 млн.

1959 год

114 млн.

58%

37 млн.

11%

209 млн.

 Для населения Украины, которое до 1914 года не превышало 40 млн. человек в современных границах, потери от репрессий и войн были действительно катастрофическими. Только в 1959 году перепись населения показала, что в Украине насчитывается 41,9 млн. граждан, то есть в конце концов был превышен уровень численности, что существовал до Первой мировой войны.
А темпы прироста численности русских были в пять раз больше! Я почеркну: не рождаемости, которая была примерно одинаковой у украинцев и у русских, а именно прироста численности! И даже если принять как аксиому, что русские очень сильно пострадали от сталинских репрессий и войн, то упрямая статистика говорит о том, что украинцев истребляли как минимум в пять раз интенсивнее: физически (голодом и репрессиями), а также этнически – принудительным записыванием в русские на территории России. Основной причиной того, почему нас, украинцев, так уничтожали, была этническая принадлежность к своей нации, к украинскому народу. То есть украинцев уничтожали по национальному признаку. Это был и геноцид, и этноцид. И никто, даже самый слюнобрызгий «поборник» т.н. идеи «дружбы народов» не сможет этого отрицать, имея эту сравнительную таблицу прироста численности русских и украинцев с 1914 по 1959 г.!
При этом за период с 1897 г. по 1959 г. удельный вес украинцев среди других восточнославянских народов снизился довольно заметно с 29,90% до 20,63%, а удельный вес украинцев, которые признают родным языком украинский, снизился на 6,01%.
В 30-е гг. Москва возобновила колониальную миграционную политику, ранее проводившуюся империей. Едва лишь трупы умерших голодной смертью украинцев были убраны с улиц и зарыты в землю, как началось организованное Москвой перемещение русских крестьян в Украину. Вот как сообщают об этом документы Всесоюзного переселенческого комитета, которые шли тогда под грифом «Секретно» в оперсводке №38 о переселении на Украину: «На 28 декабря 1933 г. отправлено 329 эшелонов, 21856 хозяйств, 117149 членов семей… План перевозок колхозников на Украину окончен и выполнен на 104,7%».
Кроме как геноцидом и этноцидом по отношению к украинскому народу это назвать нельзя. Но что самое гнусное – эту изуверскую этническую чистку советские идеологи того времени умудрились назвать «периодом небывалого расцвета украинской нации»!

Камо грядеши, украинский народ советской империи?

Не случайно, говоря о том, как советская партийная идеология оценивала жизненные перспективы украинского языка, мы подчеркиваем, что украинский язык был фактически классифицирован московскими идеологами как второстепенный, второсортный и, самое главное, как бесперспективный.
Советская марксистско-ленинская доктрина предписывала «солов’їній мові» исчезнуть в будущем, уступив место «наиболее распространенному из национальных языков СССР». Именно так оценивались перспективы украинского языка в свете принятого московскими идеологами учения о «сближении и слиянии наций в ходе строительства коммунизма». Каждый человек в СССР был обязан верить в «неизбежную победу коммунизма», и, таким образом, он, соответственно, был обязан верить и в неизбежное «сближение и слияние наций».
Классическим образцом этой теоретической базы советской русификации являлся тезис из доклада Никиты Хрущева на XXII съезде КПСС: «В ходе развернутого строительства коммунизма будет достигнуто полное единство наций... Встречаются, конечно, и такие люди, которые сетуют по поводу того, что стираются национальные различия. Мы им отвечаем: коммунисты не будут консервировать и увековечивать национальные различия. Мы будем поддерживать объективный процесс все более тесного сближения наций и народностей, происходящий в условиях коммунистического строительства на базе добровольности и демократизма».
На практике «сближение и слияние» означало поглощение русскими всех других народов СССР. Могут спросить: «Ну, почему же вы опять о русификации и о «поглощении»?! Ведь вам же было сказано: «сли-я-ни-е»!» Мои дорогие «славянские братья», никаким слиянием здесь и не пахло, потому что в СССР и в теории, и в жизни понятие «наднациональное» было тождественным понятию «русское». И, таким образом, для любого украинца переход к «наднациональному» означал отказ от своего «украинского» и выбор в пользу «русского». А вот для каждого отдельного русского никаких отказов и выборов не надо было делать: «наднациональное» (или же, если хотите, «интернациональное») как было для них своим, «русским» так таковым и оставалось. Но украинцы, как и другие народы СССР, должны были «сквозь зубы» свыкнуться с мыслью о будущем «слиянии», об утрате своего языка и этнической самоидентификации. И они свыкались потихоньку, в обстановке, когда со всех сторон все было намертво «схвачено» системой.
Советская историческая наука, в свою очередь, активно способствовала выработке у украинцев комплекса национальной неполноценности, закрепляя за украинской национальной культурой статус провинциальной, второстепенной и неспособной развиваться вне позитивного воздействия русской культуры. Этому служили утаивание от широкой общественности реального соотношения уровней культурного развития Украины и России на момент подписания Переяславского договора, лживое приписывание России цивилизаторской (!) роли в отношении украинского народа. Венцом этой издевательской лжи было сооружение в Переяславе-Хмельницком памятника в честь 300-летия «воссоединения»: сытая, вся из себя «продвинутая» и уверенная в себе женщина-Россия куда-то ведет приторможенную, смурную женщину-Украину и показывает ей дальние дали, при этом женщина-Украина, как-то слегка «офигев», тупо вглядывается в предстоящие ей «перспективы».
Советские учебники и публицистика не давали возможности украинцам сформировать и поддерживать ощущение исторической национальной традиции, в школе и обществе практически отсутствовало украинское национальное воспитание. В то же время вопреки тому, что Конституция СССР запрещала пропаганду национальной исключительности, каждый украинец с детских лет, со школы и всю жизнь – в учебниках, лекциях, газетах, книжках, по радио – слышал об особой роли большого русского народа в исторической и нынешней судьбе его и всех других народов Союза ССР и бывшей Российской империи. Все это усиливало подсознательный комплекс национального превосходства и исключительности у многих русских и комплекс национальной неполноценности у украинцев.
Советская идеология и практика формировали такой тип отношения «националов», и прежде всего украинцев, к вопросам воспитания национального достоинства, национального чувства, национального сознания, когда любые разговоры о проблемах в данной сфере сразу метили их инициатора как «националиста». Таких «националистов» выгоняли с работы, ими полнились тюрьмы и лагеря. В это же время, насколько бы скандальными ни были публичные антиукраинские выпады и высказывания со стороны русских шовинистов, они никогда не получали хоть какой-либо серьезной оценки, а их авторы благополучно продолжали карьеру там, где служили или работали.
Само слово «русификация», которое характеризовало основное направление официальной национальной политики бывшей российской империи, было с 30-х гг. ХХ ст. изъято из публичного употребления как политически неблагозвучное. А тем, кто пытался поднимать эту тему (даже о русификации украинцев в период самодержавия) опять же клеили ярлык «националиста». При этом ввиду отсутствия анализа и описания процессов русификации в период Российской империи, неискушенному среднестатистическому гражданину СССР было сложно понять, что так называемое «сближение социалистических наций» в его стране и есть самой чистой воды русификация. И уж тем более сложно это было сделать, потому что наиболее значимые решения по навязыванию русского языка в союзных республиках, по провдению ассимиляторской миграционной политики принимались и контролировались руководством СССР под грифом «секретно».
Таким образом, вследствие фактического второстепенного положения украинского языка и «вбивания» официальной идеологией в подсознание жителей УССР мысли о том, что с учетом будущего «слияния наций» украинский язык не имеет жизненных перспектив, советская пропаганда и практика фактически генерировали пренебрежительное отношение к «мове» и даже презрение к тем, кто ею разговаривал. Это закладывало мощную психологическую и эмоциональную базу для принятия решения многими украинцами об отказе от украинского языка в пользу русского при выборе, каким языком общаться в конкретной ситуации, на каком языке учить и воспитывать детей, если судьба ставила перед ними такой выбор или заставляла их его делать.
Учитывая невозможность прямого запрета украинского языка и отрицания факта существования украинского народа, советские наследники валуевских и эмских дел видели свою политику, как писал известный украинский писатель Иван Дзюба «не в том, чтобы запрещать говорить по-украински (так как это и невозможно), а в том, чтобы сделать так, чтобы люди самые не хотели...».
Насколько успешно шла советская русификация можно судить из того, что централизаторские и русификаторские усилия руководства СССР в конце концов получили однозначное одобрение значительной части русской белогвардейской эмиграции, для которой стало очевидно, что т.н. советская власть не только не уничтожила имперскую Россию, «но, наоборот, спасла и приумножила ее».
Со своей стороны то, что раньше марксизм расценивал как «колониальный разбой и захватнические походы», советская историография начала прославлять как «доблесть русского оружия», а то, что «кремлевский мечтатель» Ильич называл «прожорливостью, вероломством и бесстыдным плутовством русского царизма» стало воспеваться в Советском Союзе как «блестящие успехи русской дипломатии» и ее «великие традиции».
Реабилитация колониального наследия Российской империи как «предка» СССР широко вошла в русскую советскую литературу, критику и публицистику. Дело дошло до того, что в «Правде» даже были напечатаны отрывки из поэмы В.Фирсова «Россия от росы до звезд», в которой путь к коммунизму изображался «через Полтаву» и прочие подвиги русских самодержцев.
Таким образом, в советский период централисты-русификаторы стремились самыми изощренными методами закрепить в сознании украинцев две основные идеи – о второсортности и бесперспективности украинского языка и о том, что любое обсуждение проблемы сохранения украинского языка в СССР, является проявлением «национализма».

Языком фактов и цифр

Со смертью Сталина возможности использования массового террора в качестве метода государственного управления исчерпались. В пост-сталинскую эпоху действия Москвы больше не выходили на уровень массовых репрессий.
Но это требовало от московских идеологов-шовинистов применять более изощренные формы «национального строительства», которое, как и раньше, было направлено на жесткую русификацию всех сфер украинской национально-культурной жизни. Поэтому либерализация политического режима сопровождалась риторикой «дружбы народов», за которой скрывалось желание новых кремлевских руководителей убедить русифицируемых украинцев, что после «воссоединения» они имеют все, о чем только можно мечтать.
Опираясь на постулаты учения о «сближении и слиянии наций», на одноканальную зомбирующую пропаганду, русификаторы выстраивали свою политику таким образом, чтобы украинцы просто перестали испытывать потребность в украинском языке, так как в жизни везде и всюду должен был властно требоваться русский.
В этот период советская имперская практика успешно выстроила систему безоговорочного фактического и формального преимущества русского языка в жизни Украины, которое не только ничем не ограничивалась, но и планомерно усиливалось самыми мощными за всю историю Украины миграционными потоками, организованными московской властью. С учетом активного и широкого вторжения СМИ и т.н. массовой культуры в жизнь человека воздействие русификации приобретало с каждым годом все более интенсивный характер.
Образно говоря, в пост-сталинский и застойный период в украинском обществе была реализована та концепция русификации, которую еще во времена Валуева и Александра ІІ выдвинул флигель-адъютант русского царя барон Корф как альтернативу прямому запрету украинского языка и культуры. А он предлагал подходить к русификации «творчески»: не запрещать украинские книги, а наводнить «малороссийские губернии» значительно более дешевыми книгами на «общерусском языке», не запрещать украинофильское движение, а усилить миграцию рабочей силы на украинские земли из центра России.
Механизм русификации неукоснительно действовал в разных сферах жизни, которые все больше централизовались и, соответственно, как бы естественно требовали использования русского языка. На протяжении 60 лет, вплоть до распада Союза, советская компартия, центральные, а за ними и республиканские органы власти регулярно и методично принимали решения, нормативные и законодательные акты, которые требовали бороться с украинским «национализмом» и неуклонно расширяли в союзных республиках права и привилегии русского языка в ущерб языкам народов этих республик, и в частности, украинского языка как языка украинского народа в Украине. Наиболее важные решения в этой области и отчетность по ним шли под грифом «секретно» и «совершенно секретно».
Так, в Украине на полный откуп русскому языку были отданы:
1. Официальная государственная, партийная, комсомольская, профсоюзная и практически вся общественная жизнь. Вопреки постановлениям и решениям времен «украинизации», в частности ВУЦИК и РНК УССР от 1 августа 1923 года, деятельность в этой сфере велась на русском языке, за некоторыми исключениями типа публично-представительских мероприятий, которые носили, как правило, вынужденный или опереточный характер (юбилеи знаменитых деятелей культуры и т.п.).
Попытки использовать украинский язык или «пристыживались», или напрямую пресекались «старшими» товарищами. Так, однажды в бытность свою генсеком Леонид Брежнев посетил одно из совещаний в ЦК КПУ, которое Владимир Щербицкий вел на украинском языке. Брежнев сделал серьезное и однозначное замечание Щербицкому, после чего русский язык в Украине окончательно занял место языка «внутрипартийного общения».
2. Экономика и хозяйственная жизнь. С учетом концентрации под прямым управлением и контролем Москвы 93% всего экономического потенциала Украины, эти сферы обслуживались, практически только на русском языке. Все ранние постановления и решения об обеспечении работы хозяйственных органов языком республики, в том числе X съезда РКП(б), остались на бумаге.
3. Пресса, книга, печать, читательский рынок. Были созданы условия для господства русской книги и печати в Украине. Книжная продукция Украины составляла жалкую долю во всесоюзной. Так, например, на протяжении 1959-1963 гг. – около 1/10 названий и тиражей, тогда как население УССР составляло 20 % от населения СССР и УССР должна была давать хотя бы 1/5 книжной продукции, то есть вдвое больше, чем давала.
С 1958 года до средины 60-х гг. украинская печать практически не увеличивала свои объемы. В период с 1963 г. по 1973 г. количество ежегодно издаваемых в УССР книг и брошюр на украинском языке снизилось с 4041 до 2981. Но и из этой непропорционально маленькой продукции украинских издательств больше половины названий и почти половину тиража составляла русскоязычная книга. Украинская книга давала менее половины названий и немногим более половины тиража, да и то за счет художественной и массово-политической литературы. В целом, между 1958 и 1980 гг. процент книг, издаваемых на украинском языке, упал с 64% до 24%.
Еще хуже было с периодическими изданиями. Доля Украины по названиям в процентном отношении к всесоюзному количеству снижалась, например, с 11,4 % в 1950 году до 6,5 % в 1963 году. Но и среди этих изданий, осуществленных в Украине, лишь около половины выходило на украинском языке. Так, украиноязычные периодические издания в СССР составили в 1963 году лишь 3,3 % названий (130 из 3912) и около 4 % тиража при более чем 17 % украинского населения в СССР (разница от четырех до пяти раз).
Революционное вторжение в жизнь общества массовой печати, радио и телевидения коренным образом изменило все, они стали эффективным средством русификации.
4. Высшее, средне-техническое образование, профессиональное обучение.
При поступлении в ВУЗы действовала система жесткой языковой дискриминации для украинцев. Вот как описывал ее Иван Дзюба: «…житель г. Одессы С.Караванский по аутентичным документам установил, что в Одесский политехнический институт в 1964-1965 году вступило только 43% украинцев, что совсем не отвечает проценту украинцев в УССР и даже в той же самой Одессе. Проанализировав соответствующий документальный материал, С.Караванский установил, что вследствие дискриминационного порядка приема, который затрудняет вступление в вузы выпускников украинских школ (на конкурсное испытание в вузах Украины выносится русский язык и литература, а украинская только в гуманитарных, что создает преимущества для русских и выпускников русских школ; вступительные испытания по специальным дисциплинам ведутся в подавляющем большинстве случаев на русском языке), процент приема относительно представленных заявлений более высокий для русских и более низкий для украинцев: из 1126 украинцев, которые подали заявления в вступление в Одесский политехнический институт в 1964 году, принято 453, то есть 40%, аз 1002 русских принято 477, то есть 46%.
На основании этих и подобных данных С.Караванский подал ходатайство прокурору УССР с просьбой привлечь к уголовной ответственности министра высшего и среднего специального образования УССР Даденкова Ю.М. по ст.66 УК УССР, которая предусматривает наказание за нарушение национального и расового равноправия. Результат «не замедлил сказаться». С.Караванского арестовали».
В 1978 г. было принято постановление ЦК КПСС «О дальнейшем совершенствовании изучения и преподавания русского языка в союзных республиках» (как водится в таких случаях, оно шло под грифом «секретно»). ЦК КПУ и вся система образования в Украине отреагировали на него соответствующим образом. В украинских вузах, в частности, началась методичная работа по удушению украинского языка там, где он еще функционировал. Так, был определен «Перечень специальных дисциплин, которые преподаются на русском языке», куда вошли почти все не связанные с украинской филологией базовые дисциплины. И этот перечень обновлялся ежегодно. Таким образом русификацией были охвачены все вузы, техникумы, училища, в которых преподавание частично велось на украинском языке. Меры, направленные на изъятие украинского языка из учебного процесса, приобрели широкий размах и стали весьма популярными среди украинофобов и их прислужников. Из специальных кафедр они расширили процесс русификации на общетехнические, естественные, общеобразовательные кафедры.
Это постановление и вытекающие из него республиканские распорядительные документы предусматривали и массу других мер, они требовали «конкретных» дел и «конкретных» отчетов с мест. Даже та незначительная часть документов, которыми сегодня пользуются исследователи процессов советской русификации, убедительно подтверждают, что Минвуз УССР, выполняя волю ЦК КПСС, Минвуза СССР и ЦК КПУ, откровенно занимался русификацией учебного процесса. Как результат, практически всюду высшее, средне-техническое образование, профессиональное обучение велись только на русском языке. За исключением ряда гуманитарных факультетов, прежде всего связанных с украинской филологией.
«Преподавателей, которые продолжали читать на украинском языке, вызывали в учебную часть для неприятных разговоров, – вспоминает доцент Украинского государственного лесо-технического университета В.Попович. – На них оказывали давление через деканаты и заведующих кафедр и даже прибегали к открытым угрозам увольнения с работы». Если в 1946 г. в УРСР выло 106 названий учебной литературы для вузов, из них 90 – на украинском, 16 – на русском языке, то в 1980 г. соответственно 38 – на украинском и 422 – на русском языке.
5. Среднее образование, средняя школа.
Вспомните, когда в постановлении от 19 апреля 1927 г. ЦК КП(б)У ввел обучение русскому языку во всех школах в Украине, из которых, как тогда предполагалось, должно было стать в будущем украинскими не менее 95%, ЦК одновременно сделал предостережение, что «это ни в коем случае не может быть прикрытием для попыток образовать для русской культуры на Украине господствующее положение, которое она имела царизме».
Но уже в декабре 1958 г. Верховный Совет СССР отменил даже обязательность изучения языков союзных республик в их школах.. Вторя ему, Верховный Совет УССР 17 апреля 1959 г. принял постановление, в соответствии с которым в русских школах в Украине изучение украинского языка стало необязательным и осуществлялось «по желанию родителей и учеников при наличии соответствующих контингентов». В украинских школах изучение русского языка при этом было обязательным.
При выборе, в какую школу – русскую или украинскую – отдавать ребенка, родители, сознавая, что со временем в вузе сыну или дочери все одно придется переучиваться по-русски и что после вуза вся его дальнейшая карьера будет связана с русским языком, естественно, отдавали его в русскую школу. Как следствие, если в городах Украины в 1926 году в украинских школах училось 97%, то к 1958 году лишь 21% детей. В этом же 1958 году в столице Украины Киеве только 22 000 учеников было в украинских школах и 61 000 – в русских. В целом ряде крупных городов Востока и Юга Украины украинские школы стали исчисляться буквально единицами. Украинские школы были «вытеснены» в села, что эффективно служило поддержке порочной идеи о сельском предназначении украинского языка и культуры.
В 1983 г. было принято постановление ЦК КПCС и Совмина СССР «О дополнительных мерах по улучшению изучения русского языка в общеобразовательных школах и других учебных заведениях союзных республик». Отчеты по выполнению указанного постановления шли из Киева в Москву под грифом «секретно». Используя это постановление, русификаторы продолжили укреплять и без того незаслуженно мощные позиции русского языка в Украине в ущерб украинскому – как языку украинского народа. В частности, были расширены учебные программы по русскому языку в украинских школах, профтехучилищах и техникумах, произведено деление классов и групп на подгруппы, увеличено число школ с углубленным изучением русского языка, введены факультативные занятия для 295 тыс. учащихся, увеличены тиражи детской литературы на русском языке и наглядных пособий по русскому языку для украинских детсадов, усилена пропаганде русского языка в СМИ, повышены ставки зарплат для учителей начальных, русского языка и литературы 4-10 классов, увеличен фонд для повышенной стипендии студентам, занимающимся по специальности «русский язык и литература». И после этого кто-то может говорить, что для господства русского языка не создавали преференций?
В итоге, в 1989 году, при том, что 64,7% граждан УССР назвали родным языком украинский, только около 48% послали детей в украинские школы (в 50-е годы этот показатель находился на уровне 70%).
6. Детские сады и детские ясли. Также как и школы, детские сады и ясли в городах, за некоторыми исключениями, были русскими.
7. Армия. Выступала как безусловный рычаг русификации.
8. Города. В этот период города превратились в гигантскую русификаторскую «мясорубку». Справедливые с исторической т.з. планы по дерусификации украинских городов так и не были осуществлены, в них еще сильнее утверждался дух превосходства русской культуры и русского языка, пренебрежение к украинским языку и культуре.
При чем за период после того, как с украинского языка был снят официальный запрет, на тот момент уже прошло столько времени, которого вполне хватило, чтобы, например, латышские, венгерские и чешские города покончили с наследием германизации и приобрели собственное национальное лицо. Украинские же города за это время были еще больше русифицированы. Это происходило по нескольким причинам, в частности:
– В городах концентрировались силовые центры и механизмы русификации, они концентрировали русификаторских дух, который передался по наследству от великорусской шовинистической мещанско-чиновничьей среды, сложившейся в период Российской империи.
– После Великой Отечественной войны украинские города и райцентры приняли удар мощнейшей миграционной волны из России, которая может сравниваться с античным переселением народов. С учетом размеров территории и численности населения Украины этот процесс следует назвать не миграцией, а мегамиграцией или гипермиграцией. Миллионы украинцев были уничтожены голодом в ходе геноцида 1932-1933 гг., сотни тысяч были репрессированы и высланы, миллионы были уничтожены во время Великой отечественной войны, миллионы затем были отправлены из Украины по всему Союзу по распределению ВУЗов и техникумов, по комсомольским путевкам и призывам, на казахстанскую целину. Но при этом численность русских в Украине в послевоенный период увеличилась более чем в четыре раза – на 8,5 миллионов человек (!) – и достигла 11,36 млн. жителей.
Гипермиграционная политика осуществлялась не только в отношении Украины. В Эстонии часть эстонцев на протяжении послевоенных десятилетий вследствие таких же процессов сократилась от более чем 90% до чуть более 60%, а латыши вообще оказались на грани того, чтобы остаться национальным меньшинством в собственной республике. И только крупные масштабы Украины кое-как смягчали последствия политики «большого плавильного котла», но, учитывая две сотни лет прямой русификации, они стали убийственными для украинского языка и национального самосознания украинцев.
– Русскоязычные неукраинцы (в основном русские), как и во времена российской империи, усиленно пополняли влиятельный городской слой управленцев и руководителей и, переезжая в Украину, привозили сюда и свои команды. В это же время украинцев с высшим образованием по распределению и «путевкам» массово направляли в обратном направлении – работать и жить в других республиках.
Таким образом, в 70-80-е годы русификация неумолимо начала наползать на малые городки и сельские районные центры. Миллионы украинских ребят и девчат, перебиравшихся сюда на работу, попадали в жесткую иноязыковую систему, через год-два они утрачивали свой родной язык и начинали говорить на суржике или на русском языке.

В колодках застоя

В этот период особой силы достигла принудительная нивеляция украинской культуры до местечкового масштаба. Был установлен самый плотный контроль за любым творческим новаторством, на которое даже в России смотрели гораздо более либерально. Грубому давлению подвергались в первую очередь деятели украинскую литературы, искусства и журналисты, демонстрировавшие способность создавать конкурентоспособную «продукцию» в русифицированных городах.
Как уже констатировалось, в этот период русификаторы видели свою задачу «не в том, чтобы запрещать говорить по-украински, а в том, чтобы сделать так, чтобы люди самые не хотели...». Но несмотря на это, в крупных городах в среде, не относящейся к «представительской» литературно-художественной интеллигенции, они не гнушались прямых ограничений и локальных репрессий для того, чтобы не позволить украинской национально-культурной жизни самостоятельно дать неконтролируемые ростки и пробить дорогу в реальную жизнь.
Вот как вспоминает об этом явлении один из выпускников философского факультета Киевского университета 70-х годов: «Со мной учился студент по фамилии Сандуца. Он был примечателен тем, что во времена, когда все украинское, мягко говоря, не приветствовалось, всегда говорил только по-украински, никогда не переходя на другой язык. Казалось бы, ну, что тут странного? Украинец говорит на своем родном языке. Точно так же вели себя русские: они всегда и везде говорили только по-русски. И никаких претензий к ним не возникало.
А вышеупомянутого Сандуцу все-таки вызвали в 1-й отдел и попросили перейти на «великий, могучий и свободный». Мягко так, ненавязчиво. Однако, учитывая авторитет ведомства, рекомендация была более чем убедительной. А потом этот человек вообще куда-то исчез. Дальнейшая его судьба неизвестна.
Он демонстрировал свою «украинскость», свое национальное «я» так, как это делали русские. Но, что можно Юпитеру, того нельзя «быку». Его абсолютно нормальное для всех народов национальное поведение было воспринято как знак, символ агрессии. Он повел себя так, как украинцу вести себя в СССР, в Российской империи было «не положено». Взял не по чину, не по национальному чину. Его поведение, нарушавшее национальную норму для всех «нерусских», воспринималось как оскорбление, как нарушение установленного порядка и как агрессия против носителей русского языка».
При желании из подобных воспоминаний можно написать увесистую книгу. А в целом, в этот период украинский язык, в сущности, был изгнан из внутренних сфер жизни Украины, и те немногие жители страны, которые им пользовались в городах, как правило, являлись объектом презрения, насмешки или снисходительно-высокомерного отношения. Как следствие, немало украинцев были воспитаны системой русификации в таком духе, что им надо стыдиться украинского языка, считать его второсортным и бесперспективным. Много украинцев в таких условиях перешли на использование русского языка, «чтобы не выделяться».
Любые же попытки говорить о национальных проблемах, существующих, в Украине были возведены в ранг крамолы и якобы «национализма», к которым система генерировала осуждение и применяла все виды преследования. Многие украинские диссиденты начали свою «карьеру», как вышеупомянутый студент Сандуца – именно отстаивая свое право просто говорить у себя на Родине на своем родном украинском языке.
Но было в это время и два позитивных процесса в общественной жизни, которые создавали надежды и предпосылки для изменения ситуации в будущем в лучшую сторону при определенных условиях.
Первый. Определенный период в крупных городах Западной Украины в дополнение к активному миграционному заселению русскими существовали ограничения на поселение украинцев. Но после их снятия эти города полностью «украинизировались» сами собой, сохранив для Украины небольшие острова национальной городской жизни и не дав окончательно маргинализировать украинский язык путем его полного низведения до уровня «сельской балачки».
Второй. Во времена Хрущева, после прекращения репрессий объективно начался процесс создания местной украинской бюрократической элиты. Москва, конечно же, постоянно генерировала боязнь, и какой-то инструктор или заместитель заведующего отделом ЦК КПСС имел в Украине больше власти, чем всемогущий по местным меркам руководитель области. Поэтому многие местные украинцы-работники райкомов, обкомов и ЦК КПУ, не допускали даже мысли о какой-то там независимости Украины, публично клеймили и Петлюру, и Бандеру. Но они с сожалением бессильно смотрели на медленное, но верное уничтожение украинского языка.
В Киеве по-прежнему продолжали «рубить пальцы» в тех случаях, когда в Москве ограничивались только «грызением ногтей». Первый украинский коммунист Петр Шелест, попытавшийся проявить самостоятельность, быстро, как говорили в народе, «зашелестел» со своего поста. Сменивший его Владимир Щербицкий проводил более гибкую политику: с одной стороны, он верно служил Москве и давил любые ростки «национализма» (а вместе с ним и украинства), с другой – развивал украинскую национальную бюрократию, которая постепенно брала под ограниченный контроль некоторые сферы жизни в своей собственной республике.

А был ли мальчик «Дружба»?

Так работал конвейер медленного, но верного умерщвления украинского языка и, соответственно, умерщвления самого украинского народа. Некоторые читатели могут с негодованием спросить: «А как же дружба народов? Ведь мы же дружили!». Да, несмотря на фактически презрительное отношение к украинскому языку и русификацию, мы «дружили», в смысле – вместе работали, делили застолье, считались представителями братских народов и не били друг другу «морду» на национальной почве. Но это была всего лишь дружба между людьми конкретных национальностей, которая есть делом хорошим, нужным и полезным во все времена. И давайте, украинцы и русские, и дальше дружить, праздновать вместе праздники, вместе трудиться и жить.
Но в историческом разрезе, в разрезе отношений между двумя народами это назвать «дружбой» нельзя. Какая же это «дружба», если один народ (нация) постоянно растет, увеличиваясь количественно и укрепляясь качественно за счет другого народа, а другой едва успевает поддержать свою численность на уровне, который был зафиксирован сотню лет назад, да еще и динамично и верно сдает свой язык в пользу языка «братского» народа?
Если в подтверждение этого нужна «кричащая» статистика за этот период в дополнении к предыдущей, то пожалуйста:

 

 

Русские

Украинцы

Кол-во

Рост

Кол-во

Рост

1959 год

114,1 млн.

 

37 млн.

 

1989 год

145,2 млн.

27,3%*

44,19 млн.

18 %*

 Таким образом, с 1913 г. по 1989 г., т.е. за 75-летний период наиболее интенсивной «братской дружбы», прирост численности русских составил 101,7%, а украинцев всего 33,9%. В три раза меньше!
При этом все послевоенные переписи фиксировали постоянное уменьшение доли украинцев в составе населения самой Украины (76,8% – 1959, 74,9% – 1970, 72,7% – 1989) и постоянное увеличение части русских (16,9% - 1959, 19,4% – 1970, 22,1% – 1989).
Но даже в плане отношений и дружбы между людьми конкретных национальностей мне хотелось бы представить в одной связке две выдержки из двух разных книг. Первая – из словаря Ушакова 1938 г. выпуска о слове «хохол», которое трактуется в нем как «украинец» в устах шовинистов-великороссов».
Вторая выдержка касается биографических воспоминаний Левка Лукьяненко о периоде его учебы в Москве. Он написал следующее: «За пять лет меня семь раз в Москве обидели «хохлом». Каждый из этих семи был моим коллегой и называл меня хохлом в добром настроении так себе, между прочим, переходя от одного слова к другому. Я подбирал момент и точно в его же доброжелательном тоне называл его кацапом. И тут происходило неожиданное: мой добрый коллега резко останавливался, возвращался, вытрещивался на меня, будто на какого-либо марсианина, и бросал:
— А ты националист! Я и не знал...
— Чего бы это националист?
— Ну, а как же!
— Называть хохлом можно, а кацапом нельзя?!
— Ну, так же принято...
— Принято оскорблять национальное достоинство украинцев?
— А у вас есть это национальное достоинство? А я и не слышал о таком...
Каждый раз диалоги не имели дальнейшего развития. Каждый раз мы расходились прохладно. Ни один из этих семи коллег не забыл случая и не подошел ко мне до самого окончания университета.
После первого такого случая я начал внимательнее присматриваться под этим углом зрения к будущим юристам – русским интеллигентам, потенциальным творцам национальной политики Союза ССР. И увидел, что национальное превосходство государственной многовековой имперской нации так глубоко пропитало сознание русских людей, что неравенство они воспринимают как равенство, а равенство воспринимают как неравенство.
Для всех семи моих коллег равенство состояло в том, что они меня называют хохлом, а я должен был бы пропускать оскорбление мимо ушей и продолжать разговор в том же товарищеском тоне. Когда же я на оскорбление ответил оскорблением, то есть поставил наши взаимоотношения на основу справедливости, они восприняли такой ход не за проявление справедливого равноправия, а, наоборот, за проявление нарушения справедливого равноправия.
Взаимоотношения русского и украинца они представляют себе как взаимоотношения всадника и коня: с точки зрения всадника справедливо, что он на коне, с точки зрения коня справедливо, что всадник на его спине. Гармония пары «всадник – конь» состоит в том, что каждый выполняет свою естественную функцию и получает пользу от взаимодействия: всадник имеет средство передвижения, конь имеет сено от всадника. Все о’кей! И когда этот конь, то есть хохол, вдруг хочет стать человеком, это смертельно обижает великоросса, и он гневно возглашает приговор: «Националист!» – искренне не замечая, что, собственно, он и есть националист».
Выводы и комментарии, как говориться, излишни, кроме одного: в своей жизни каждый из нас наслышался «хохла» не одну сотню раз, а то и больше, и каждый из нас продолжает его слышать и знает, что реакция наших русских собеседников на «кацапа» будет почти аналогичной, как в тех случаях с Левком Лукьяненко.

43 Ф.Турченко, В.Мороко. Історія України. Кінець ХVIII – початок ХХ ст. (ТМ.ІУ.). К., 2001, с. 346-347.

44 Ф.Турченко, В.Мороко. Історія України. Кінець ХVIII – початок ХХ ст. (ТМ.ІУ.). К., 2001, с. 361-362.

45 Г.Петровский. Из революционного прошлого. К., 1958, с. 76-78. Цит. по ТМ.ІУ., с. 373-374.

46 Ф.Турченко, В.Мороко. Історія України. Кінець ХVIII – початок ХХ ст. (ТМ.ІУ.). К., 2001, с. 364.

47 Ф.Турченко, В.Мороко. Історія України. Кінець ХVIII – початок ХХ ст. (ТМ.ІУ.). К., 2001, с. 356-357.

48 Пантелеймон Кулиш (1819-1897) – выдающийся украинский общественный деятель, писатель, ученый, педагог.

49 В.Ленін. Повне зібрання творів. т. 40, с. 18. Цит. по ІД.ІР., гл. «Важливість і місце національного питання».

50 В.Ленін. Повне зібрання творів. т.40, с. 18. Цит. по ІД.ІР., гл. «Можливість помилок і припустимість критики в національній справі».

51 В.Ленін. Повне зібрання творів. т.51, с. 141. Цит. по ВЛ.КЩК. с. 317.

52 В.Шевченко. Неизвестная украинизация. «Зеркало недели», ¬¬¬¬¬¬¬¬№ 8 (483) , 28 февр.-5 март. 2004 г.

53 І.Дзюба. Інтернаціоналізм чи русифікація (ІД.ІР). К., 1998, гл. « Пугало «українського буржуазного націоналізму».

54 Два роки роботи. Звіт Центрального комітету. X., 1927, с. 57-58. Цит. по ІД.ІР., гл. «Українізація та її розгром».

55 Шляхи розвитку української пролетарської літератури. с. 350. Цит. за ІД.ІР., гл. «Уряд УРСР як...».

56 X з’їзд КП(б)У... с. 444. Цит. по ІД.ІР., гл. «Уряд УРСР як...».

57 Голод 1932-1933 років на Україні: очима істориків, мовою документів. К., 1990, с. 292-293. Цит. по ВЛ.КЩК., с. 368.

58 Центральный государственный архив общественных объединений Украины. Ф. 39, оп. 4, д. 1, л. 8-10. Цит. по В.Солдатенко. Голодный тридцать третий. «Зеркало недели», № 24 (449) , 28 июня-4 июля 2003 г.

59 І.Дзюба «Інтернаціоналізм чи русифікація» (ІД.ІР). К., 1998, гл. «Розрив між теорією і практикою...».

60 О.Довженко. Україна в огні. Щоденник. К., 1990, с. 190, 202.

61 Народы европейской части СССР. М., 1964, т. 1, с. 22. Цит. по ІД.ІР., гл. «Разрыв между теорией и практикой…».

62 И.Аксаков. О преподавании русского языка в школах Царства Польского. Полное собрание сочинений. т. 3, с. 454-456. Цит. по ІД.ІР., гл. «Розрив між теорією і практикою...».

63 І.Сталін. Статті і промови про Україну. 1936, с.197-198. Цит. по ВЛ.КЩК., с. 333.

64 Г.Гринь. Чорно-червона коса 33-го. «Голос України», 5 лип. 2003 г. Цит. по ВЛ.КЩК, с. 406с. 406.

65 П.Постишев. Радянська Україна – непохитний форпост великого СРСР. «Червоний шлях», 1933, № 8-9, с.252. Цит. по ВЛ.КЩК., с. 378.

66 І.Сталін. Статті і промови про Україну. 1936, с.211. Цит. по ВЛ.КЩК., с. 333.

67 Х съезд РКП(б)... с. 213. Цит. по ІД.ІР., гл. «Русифікація і механізм русифікації».

68 С.Кульчицкий. Демографические потери Украины в ХХ в. «Зеркало недели», № 39(514) , 2-8 окт. 2004 г.

69 В.Кабузан, Г.Махнова Численность и удельный вес украинского населения на территории СССР в 1795-1959 гг. ч. I, с. 34-35. Цит. по ІД.ІР., гл. «Розрив між теорією і практикою …».

70 ЦГАНХ СССР. – Ф. 3675, оп. 1, д. 33, л. 56. В.Лизанчук. Не лукавити словом Л., 2003. с. 56.

71 «Правда», 5 сент. 1965 г. Передовая статья. Цит. по ІД.ІР., гл. «Розрив між теорією і практикою …».

72 І.Дзюба. Інтернаціоналізм чи русифікація (ІД.ІР). К., 1998, гл. «Пугало «українського буржуазного націоналізму».

73 «Правда», 9 авг. 1964 г. Цит. по ІД.ІР., гл. «Пугало «українського буржуазного націоналізму».

74 І.Дзюба «Інтернаціоналізм чи русифікація» (ІД.ІР). К., 1998, гл. «Русифікація і механізм русифікації», «Рівність фактична і рівність формальна».

75 В.Попович. Як нас вчили російської. «Молода Галичина», 15 лист. 1990 р. Цит. по ВЛ.КЩК., с.549.

76 Преса Української ССР. 1918-1980. Харків, 1981, с. 87. Цит. по ВЛ.КЩК., с. 549.

77 Національні процеси в Україні. Історія і сучасність. К., 1997, с. 508-511.

Предисловие 1. В поисках упрятанной истины [ч.1 ] [ ч.2 ] 2. Защитим русский язык!
3. Возродим украинский язык! 4. R-фактор 5 . Народ-феникс

Ідея та наповнення - Микола ВЛАДЗІМІРСЬКИЙ