Иван Левченко
Встречаю песней новый день
Стихотворения

НАЧАЛА:
БОЛЬ ДРУГИХ – ПОЭТА БОЛЬ

СЛОВО О СЛОВЕ

Весь мир помешался на танцах и песнях
(На песнях, в которых не значимо Слово)
И стал, как по мне, одномерным и пресным.
Бесцветным стал мир. И безвкусно-попсовым.

Где песня, которая сердце согреет,
Поможет услышать гармонию века?
Где Слово, с которым надёжней, мудрее
Становится жизнь и душа человека?

Заброшено Слово, что было в Начале.
И нет чудака, что решится напомнить,
Какими без Слова мы дикими стали
А мир, окружающий нас, монотонным!

А песня без слова – ей-богу, не песня!
А песня без смысла – с отравой колодцы.
Уместное слово с мелодией вместе –
Великое чудо, что песней зовётся!

Та песня надежду в сердца посылала.
В ней – жизнь. И мечта. И дыхание нови.
Да, песня есть чудо. Но Слово – в Начале.
И Бог – это Слово. Божественно Слово!

Да будет оно! И пребудет вовеки,
Чтоб полнилась жизни духовная чаша.
И мелкой не может быть Песня у века,
Который навеки останется нашим.

СОБАЧЬЯ ВЕРНОСТЬ

В 70-е годы ХХ века во Внуковском
аэропорту неизвестный пассажир
оставил овчарку. Собака долгие годы ждала
своего хозяина.
Комсомольская правда от 19.08.1976 года.

Все просто предельно.
Миг ясен, как день:
Вот снял он ошейник
И стиснул ремень.
Стояли у трапа –
Глазами в глаза.
С привычным «Дай лапу!» –
«Прощай» ей сказал.
И обнял за шею.

Потом отпустил…
И взвыли пред нею
Кругами винты.
Рванулась обратно,
Но трап отошел:
Рулит он куда-то –
Домина большой.
Еще вот мгновенье,
И грома раскат
Все скомкал сомненья
И взял легкий старт…
Покинута, что ли?
Не может же быть:
Рванулась по полю –
Догнать, воротить!..
Но маленькой точкой
Пропал самолет…
Упала комочком
Она у ворот.
Куда же теперь ей?
Да разве другой
Откроет так двери,
Как этот – родной?
Ну, что же случилось?
Да как он посмел?
Зачем приручил он,
Коль бросить сумел?
Нет-нет, здесь ошибка…
И он не при чем…
Нельзя же в улыбку
Швырять кирпичом!
Тут что-то другое –
Серьезней, сложней…
…И с жалобным воем
Бежит от людей.
Ревут самолеты,
Как злое зверье.
Следят за прилетом
Два глаза ее.
И день так проходит.
Проходит так год.
А он не приходит –
Её самолёт.
Вот спуск. И у трапа –
Она на часах.
Чуть поднята лапа.
И горе – в глазах.
«Вернется! Вернется!» –
Ей сердце стучит.
Но трап подается,

А он – не летит…
И снова уходит.
Приходом – живет.
И долгие годы
Все ждет его. Ждет!
Все дни – ожиданье.
Надежда – вся жизнь.
Страшнее страданья
Не сыщешь, кажись!

…Послушайте! Может, –
За верность ее –
Всем миром поможем
Найти, где живет
Тот первый и близкий,
Родной, что забыл…
Быть может, он близко
И к вам заходил?!
Разыщем и скажем
(Чтоб знал и ценил!),
Что этой пропаже
Нет в мире цены.
И в скоростях века
Не смеет ветшать
Душа человека.
Да, люди, душа!

НОЧЛЕЖКА В ПОДВАЛЕ

В темном подвале сидел человечек.
Пса шелудивого гладил в подвале.
- Старый дружок, мне кормить тебя нечем.
Но я не хочу, чтоб тебя убивали…
Слышал – отстрел начат вашего брата.
Ты б отсиделся в укромном местечке.
… Пес шелудивый смотрел виновато.
Даже лизать стал лицо человечка.
Тот разомлел. Бормотал что-то псине.
И, наконец, задремал на лохмотьях.
Пес шелудивый ночлежку покинул.
Вылез на улицу. И – на охоту:
В злачных местах потолкался проворно.
С мусором баки привычно почистил.
А пополудни попал в живодерню.
К вечеру слышали выстрел.
Прицельный был выстрел.
В темном подвале сидел человечек.
Ежился зябко в холодном подвале.
Пес шелудивый там не был замечен…
С первым морозом и человечка не стало.

НА ГОРНЫХ ВЕРШИНАХ

На горных вершинах нет пепла-золы –
Ветра выдувают мгновенно оттуда...
На горных вершинах гнездятся орлы,
Чтоб быть недоступными зверю и людям.

На горных вершинах нет мути-тоски.
Пусть воздух разрежен, но дышится просто.
На горных вершинах мы так высоки!
И даже неважно, какого ты роста…

На горных вершинах будь твердым – не хнычь!
Там нужно на силы свои полагаться –
На горных вершинах. Их трудно достичь,
Но трижды труднее на них удержаться.

Коварные ветры за веткой любой:
Оступишься только, и – сбросят с вершины.
На горных вершинах быть трудно собой:
Быть женщиной трудно. И трижды – мужчиной.

На горных вершинах не дремлет хула.
И зависть с предательством рядышком бродят.
Порою здесь горного встретишь козла,
Что мирно пасется в твоем огороде...

Он может проблеять, а может боднуть:
Какое в козла на тот час настроенье!
На горных вершинах – кошмары и жуть,
Когда уповать на судьбу и везенье.

Дойдешь до вершины, не бойся хулы,
Шипения змей на тебя – от бессилья.
На горных вершинах гнездятся орлы.
Ты помнишь их клюв? А глаза? А их крылья?

На горных вершинах рукою подать
До звезд, даже если надвинулись тучи!
На горных вершинах… Их следует брать:
Обзор глазу виден и дальше, и лучше!

Да дело, конечно, совсем не в глазах!
Бетховен был глух. Слеп Гомер. Но поныне
Вершины их духа, уйдя в небеса,
Сияют, как солнце на горных вершинах.

На горных вершинах хмелеет душа,
И бьются сердца в унисон учащенно:

До нужной отметки всего один шаг.
Но, правда, по склону. Отвесному склону!

А кто-то же должен его одолеть.
По веской, ей-богу, и главной причине:
Чтоб не свысока – с высоты посмотреть
На мир, что вокруг, и на горных вершинах.

* * *
Дочка – светлоглазая русалка –
Любит море и боится волн…
Я её с улыбкою бросаю в воду
И оттуда слышу тонкий визг.
Подплываю ближе. Говорю: «Не бойся!»
А она за шею обнимает крепко
И вполголоса мне говорит о страхе
И о том, как любит она море.
Нам тепло от солнца, и объятий,
И от волн, издалека бегущих.
Мы шалим, смеёмся в полный голос.
И счастливые плывём обратно.

* * *
О, как ранимы наши дети!
И как безхитростно правы!
На всё у них свои ответы,
Достойны мудрой головы.

Самостоятельность суджений.
Порой рисовка под неё:
Пусть будет даже сотня мнений –
Им всё равно: давай своё!

Нас бесят их категоричность,
Прямолинейный приговор.
Мы опыт им – чужой и личный,
Они – иронии укор.

Твердят, что мы, мол, старомодны…
Тут в пору браться за ремень…
Ан нет – презрительно холодный
Встречаешь взгляд: «Ну, аргумент!..»

Как быстро вы растёте, дети!
Прекрасны вызовом своим.
Шагайте громко по Планете.
Мы, крылья дав, благословим!

* * *

Перестаю свой город узнавать,
Хоть те же улицы, проспекты, скверы,
Но стало в нём тебя недоставать –
И сразу – ощутимая потеря.

Какой жестокий парадокс:
Ты – рядом и совсем не близко…
Осознаётся всё с трудом:
Весна – больница – и записки…

И солнца нет. И сеет дождь.
И грусть. И скука. И обида…
И ты опять записку ждёшь.
И я устал тебя не видеть.

И только сны – спасают сны:
Там всё светло, добром согрето.
… Как жаль, что нет у нас весны.
Теперь надежда вся – на лето.

СЕМЬ НОТ В ТЕТРАДКЕ
Памяти юной пианистки Катюши

Семь нот, говорят, музыкальная гамма...
Но есть ещё три, записавших беду:
Восьмая – Катюша, девятая – мама,
Десятая – жизнь на десятом году...

У девочки волосы солнечным ливнем.
У девочки – небо в открытых глазах.
У девочки пальчики, тонкие дивно,
На клавишах белых и полутонах.

… Ты, мама, вглядись, что за чудное небо:
Совсем голубое. И смотрит в окно.
Мне хочется в поле с золоченым хлебом.
В июльское поле с созревшим зерном.

Я буду смотреть в это небо большое,
Цветы собирать на просторном лугу.
Я песню спою, чтоб тебя успокоить.
Ты только послушай, как петь я могу.

Ты, мама, не плачь! Всё пройдёт – вот увидишь!
Я даже уколов… уже не боюсь…
Мне только немножечко, мама, обидно,
Что часто сама – без тебя – остаюсь…

Мне только бы видеть тебя. Только слышать.
Вот станет получше – и ты мне споёшь.
Подсядь ко мне ближе. Ещё чуть-чуть ближе.
Вот так! И скажи мне, что скоро придёшь.

Я ждать тебя буду – дождусь непременно.
Ты только меня обними и иди!
… И молча смотрели больничные стены.
И падали с неба косые дожди.

Но быстро земля высыхает в июле.
И столько цветов! Встань, Катюша, взгляни!
Ведь ты обещала дождаться. Уснула?
Проснись – я вернулась! Вернулась – проснись…

… Цветами устлали дорогу. Цветами.
Плыви, солнце-парус, по небу плыви.
… В тетрадке семь нот – в замерзающих гаммах,
Записанных пальчиком… детским… живым…

КОЛЫБЕЛЬНАЯ ЗАБОЛЕВШЕЙ ДОЧКЕ

Месяц светит тускло.
Словно бездна – ночь.
Уберите куклу –
Заболела дочь.

Ветер веткой клёна
Будит тишину..
Доченька Алёна,
Надо бы уснуть!

Сон приснится красный,
Синий, голубой...
В сны приходят сказки.
В снах стихает боль.

Свет сквозь тучи тусклый.
Грусть не превозмочь.
… Ах, оставьте куклу –
Так хотела дочь.
Ах, оставьте куклу –
Засыпает дочь!..

* * *

В моём окне, как на картине, –
Печальной осени пейзаж...
Пора прощаться – сердце стынет:

Как тороплив он – вечер наш.

Каким словам дано родиться,
Когда найдёт душа родство!
Очарованья свет на лицах.
В глазах – восторга торжество.

Ты улыбнись мне на прощанье:
Он будет в сердце – этот миг.
Сентябрь. Короткое свиданье.
Твой, божеству подобен, лик.

* * *

Улыбайся, – ну, что я скажу – улыбайся!
По счастливым глазам я тебя узнаю.
Тихо листья летят, словно в вальсе кружатся,
Заметают дороги – твою и мою…

А я верю: нам осень – совсем не помеха.
Мы за встречу должны быть признательны ей.
Ты прекрасна своей тёплой радостью смеха,
Светлым счастьем в глазах и любовью своей.

Я немею… Молчанье понять постарайся:
Переполненный чувствами, молкну в тиши.
Улыбайся – глазами прошу – улыбайся!
И как любишь меня – расскажи, расскажи!

* * *
Не пишу, родная! На душе метели.
Заметают снегом. Сердце холодят.
У тебя, наверно, первые капели.
У меня – глубокий первый снегопад.

Заметались тучи – не видать просвета.
Утонул в сугробах – выбираюсь сам.
У тебя, наверно, расцветает лето.
У меня – бродяжит осень по цветам.

Потому, конечно, не могу быть прежним.
Не пишу – забросил. Каюсь – виноват...
У тебя, наверно, вновь цветет подснежник.
У меня, родная, снова снегопад!

* * *
Обрывки фраз – стихов наброски:
Несть им начала, нет конца...
Четыре стройные берёзки
Грустят у нашего крыльца.

Всё реже видимся, простите:
Делами занят – вот беда!
Но вы растите, вы растите
И будьте юными всегда!

Любуясь вами, я грустнею:
Где лёгкость прежних юных лет?
Но ощущенья, что старею,
Как прежде не было, и нет!

Гляжу влюблёнными глазами
На солнцем залитый восход.
Устал немного за трудами...
Но это, милые, пройдёт!

В ДОРОГЕ

Настроенье вмиг раскисло,
Хоть рассвет – лучист и ал:
Ни одной запевной мысли
В голове не отыскал…

А мотор натужно воет.
Все галдят наперебой.
Хоть о стенку головою –
Нету строчки ни одной!

Рыхло всё. Нет чувства стиля.
Рифма даже не пошла...
Неужель мне не под силу
Поэтичные дела?

Потешаюсь над собою:
Видно, стал и впрям глухим...
Сердцем, а не головою
Пишут песни и стихи.

Инструмент мастерового –
Лист и ручка-автомат.
Но совсем не этим, к слову,
Грешен пишущий наш брат.

Чуткий нерв поэта – лира.
Язвы мира, радость мира
Обнажает он собой.

Беспокойным сердцем слушать –
Беспокойной жизнью жить.
Ощущать, что людям нужен,
И без устали творить.

Эта истина бесспорна.
Только вдохновенья нет,
Если ор стоит в салоне
И вовсю храпит сосед!

УТРО

Утро, солнцем залитое.
В первозданной тишине
Ворон крячет надо мною –
Раздирает душу мне.

Что пророчишь, ворон-птица?
Ветер тучу гонит прочь.
Солнце ясное лучится.
Позади – глухая ночь.

Сердце песней успокою.
Предрассудку – фигу впредь:
Ворон крячет надо мною –
Не научен просто петь!

* * *
И снова – белые берёзы.
И белоснежные поля.
И те же ветры и морозы,
Что и в начале февраля.

Рукой подать до Украины,
Где снег сошёл и так тепло!
А здесь – всё зимние картины:
Белым-бело, белым-бело...

За ночь – сплошные перемены
И на душе, и за окном.
Что может быть благословенным,
Когда мы порознь – не вдвоём?

Благословенны – ожиданье
И возвращение домой.
Как ты тяжёлый, путь познанья!
Как ты короткий, путь земной!

Мелькают белые берёзы.
Чернеет ворон на снегу...

Тобой, поэзией и прозой
Живу – иначе не могу!

* * *
Замело и завьюжило снова.
Я иду по тропинке лесной.
Белизною снегов очарован –
Неподдельною их чистотой.

Так стройны и безмолвны берёзы.
Демлют ели под шапкой снегов.
Эхом скрип отдаёт на морозе –
Скрип моих беззаботных шагов.

Остановишься – тихо, как в сказке.
Только лес, да следы, да снега.
Чистоты удивительной краски –
В двух шагах, в двух от дома шагах!

* * *
Февраль последней нашей встречи
Пронесся, чувства леденя...
Февраль – холодный, бесконечный
И безутешный для меня…

О чём с тобой мы говорили?
О том, о сём... Слова, слова
Февральским снегом закружились.
Опали, как в ноябрь листва.

Ещё шуршат унывным звуком.
Боль превращает их в золу.
... И только руки помнят руки.
А губы помнят поцелуй.

Так что ж нас делает чужими?
Я ждал тебя. А ты меня?
Февраль метёт снегами злыми.
И в сердце – вьюгу не унять!

* * *
Минуты бездарно ползут. Бестолково.
Я жду семь утра. До утра – целый час.
Томлюсь я от Вашего имени снова.
И думаю, думаю только о Вас.

О чём мы вчера говорили весь вечер?
И кто обещал позвонить, не уснуть?..
До встречи осталось... Ну, скажем, до встречи –

Весь день. До звонка же – всего пять минут.

Дай Бог мне дождаться, пройдя все препоны,
Увидеть глаза и коснуться руки...
... А утро так близко, как диск телефона.
Мгновенье – и к Вам побежали гудки!

ПАМЯТЬ ДЕТСТВА

Я подумал – туман надворе,
А всего лишь – окно запотело...
Подбоченясь, стоят в серебре
Серебристые стройные ели.

Этот снег выпал ночью, видать:
Первый след. И во всём – первозданность.
И на сердце – покой. Будто детство опять...
Как всё было давно. И недавно.

Но другие мальчишки по снегу скользят –
Безмятежные юные лики.
Я смотрю на снежки шаловливых ребят,
Улыбаясь счастливой улыбкой.

ИСТОРИЯ ЛЮБВИ

Вадиму Елизарову – руководителю Театра Танца в Севастополе.

Волшебной музыки звучанье…
Фонтан, нет – фейерверк страстей...
Кто может чуду дать названье,
Когда любое слово – тень?
Сплетенье граций. Ритм движенья.
Как хочешь, это назови:
В Театре танца – представленье:
Идёт “История любви”!
Не зал, а своды поднебесья.
И, словно чайка, не спеша,
Над морем солнечных экспрессий
Парит влюбленная душа.
То взрыв, то замиранье зала.
Бог весть, что делают с тобой
Рисунка яркие детали,
Диагонали четкий строй.
… Есть мастера в подлунном мире!
Хоть Севастополь – не Париж,
Приди: Нахимова, 4,
И ты все это ощутишь.

ИНАЧЕ НЕ БЫЛО ЛЮБВИ!

Разлука чувства проверяла:
Ей – чем мы дальше, – тем милей!
Ты оставалась на причале.
Я отплывал на корабле.

Волна о борт на брызги бьётся.
Волною брызги не зови!
А тот, кто любит, тот дождётся.
Иначе – не было любви!

Вдали мелькали чудо-страны.
Манили даль, огни портов.
Но даже с мощью океана
Я не сравню твою любовь!

Она в шторма мне помогала,
И как звезда – вела домой.
Какое счастье – у причала
Мне снова встретиться с тобой!

Волна о борт на брызги бьётся.
Волною брызги не зови!
А тот, кто любит, тот дождётся,
Иначе – не было любви!

НА СРОЧНОЙ СЛУЖБЕ

Друзья теряються в дороге:
Один ушёл, другой забыт…
Но в трудный час, как значит много,
Чтоб рядом друг с тобою был.

Мне повезло – я знаю дружбу.
И благодарным остаюсь
За то, что здесь, на срочной службе,
Со мною друг стоит в строю.

И я уверен: будь мне туго –
Сорвусь, чутьё ли подведёт,
Мне руку друг подаст, как другу,
Поддержит, выручит, спасёт!

… Усталым падаю в постель –
Мне ничего уже не нужно,
И всё же молча в темноте
Благодарю друзей за дружбу!

А завтра вновь – за прежний труд.

Улыбкой дружеской поддержан,
Беру рубеж, как все берут,
Как будут брать, как брали прежде.

ТРИПТИХ ОБ ОДИНОЧЕСТВЕ

1.
Снега потускнели – слезится февраль.
Мне грустно в столице. Совсем одиноко.
Теперь даже ссор наших искренне жаль...
Лишь в памяти голос – родной и далёкий.
Трясусь ли в автобусе, мчусь ли в метро:
Бессменны картины бессменной дороги...
Спасают бумага, чернила, перо
И взгляд твой прощальный – на тихом перроне.

2.
Валом снег пошёл под утро
И меня развеселил.
... На далёкой Брахмапутре
Бобылём жил крокодил...
А ему хотелось друга.
Он везде его искал.
Но смотрел с таким испугом
Каждый на его оскал...
Видно, даже крокодилу
Одиноким трудно жить.
... Дай мне Бог – собраться с силой,
Дозвониться, долюбить...
Снег порадовал немного.
Через миг – забыл его.
Успокойте, ради Бога,
Крокодила моего!

3.
Спускается снег над моею печалью.
Кружатся снежинки, садясь на ладони.
Друзья приходили. Друзья толковали
И песни крутили на магнитофоне...
Я слушал слова те – о милых, о счастье,
Но мыслями был я далёко-далёко!
... Спускается полночь. Снежинки кружатся.
Красиво, как в сказке. И так одиноко.
Мы помним о счастье, когда мы в печали.
Точней – в одиночестве им дорожим мы...
Кружатся снежинки. И сумрачны дали.
Всё так повторимо. И неповторимо!

ПИСТОЛЕТЫ

Где пистолеты А.С.Пушкина?
Комсомольская правда, 1979 год.

Ищут пистолеты русского поэта.
Ищут у знакомых. Ищут у родни…
И пестрят в газете горькие приметы,
Словно капли крови на снегу страниц:

Пара пистолетов. Фабрики Лепажа.
Деревянный ящик. Метка – «А.С.П.»
… Может, обнаружит кто-либо пропажу.
Это для музея – больше, чем успех!

Затерялись в Польше. В Познани – точнее.
На журнальных фото видели их раз.
Но необходимы русскому музею
Лишь в оригинале – для пытливых глаз.

Пара пистолетов. Те, что в снег упали,
Свой черед не выждав в жуткой из затей…
Но, а те – Дантеса – надо ж, отыскались:
Внук Шательперонов в частный сдал музей.

Любопытствуй, время! Вот они – в футляре.
Архисовременны – смыслу вопреки!
Кто же отличился в этой гнусной паре –
В тот февраль, в том веке и у той реки?..

Смотрят оба дерзко. Холодно. Жестоко.
Так же беспощадны, как команда: «Пли!»
Шепот по-французски: «Он был одиноким,
А она прекрасной – эта Натали!»

И традиционно – честь семьи. Карьера…
А как разобраться – вот вам высший свет:
Просто состоялась пьесы той премьера,
Где среди актеров был живой Поэт!

Пуля от любимой. И царя-тирана…
Боже, как неточно целишь в сердце ты…
Принимай, Россия, горестную рану,
А литература – чистые листы.

Все. Свершилось. Точка. Галки-некрологи.
Сплетни и легенды – в прозе и стихах…
Лишь не прописались в грустном эпилоге
Пара пистолетов – в повесть о вещах…

И кому пришла блажь в голову такая!

Ну, кого согреет пистолета вид?
Из его музеев тот лишь принимаю,
Где ничто о смерти мне не говорит!

К черту пистолеты. К черту их приметы!
Мир его уюту. Комнатам. Вещам.
Чтобы ощущалось в тихом кабинете,
Что через минуту к нам он выйдет – сам!

НУ ЧТО ЖЕ В НЕМ ХОРОШЕГО?

У афиши фильма о Сергее Есенине «Пой песню, поэт…»
две девушки, споря, обронили фразы: «Он только пил и
танцевал…» и «Ну что же в нем хорошего?».
Я взорвался…

Сергей Есенин, я Вас звал –
Меня сегодня огорошили:
“Он только пил и танцевал,
Ну что же в нем хорошего?”

Слова, - Вы скажете, - Слова
Пустые. Ветром брошены…
Гм! Он ... только пил и танцевал,
Ну что же в нем хорошего?..

Согласен с Вами. Но скандал
Я все же закатил на площади:
“Он только пил? И танцевал?
Ну что же в нем хорошего?”

Он песню пел. И тосковал
По сельщине заброшенной.
...“Он только пил и танцевал,
Ну что же в нем хорошего?”

Он пел. И как никто страдал
От новой жизни крошева...
“Он только пил и танцевал,
Ну что же в нем хорошего?”

Нет, не танцор, не с прихлебал,
Он – песнь, что жизнью сложена.
“Он только пил и танцевал,
Ну что же в нем хорошего?”

Поэт любил. Поэт искал
Свой путь, никем не хоженный.
… “Он только пил и танцевал,
Ну что же в нем хорошего?”

Уймитесь! Мне вас очень жаль!

Как мало видно за дебошами:
“Он только пил и танцевал,
Ну что же в нем хорошего?”
Он жил. И жить не уставал,
Леча Отчизну пением.
Да, он и пил, и танцевал,
Но был ещё – Есениным!

ПЕРЕД ВСТРЕЧЕЙ

Сегодня я увижу Вас.
С утра волнуюсь ожиданьем.
Готовлюсь, будто напоказ,
С особым рвеньем и стараньем:
Переглядел все зеркала.
Изгладил явные изъяны –
Пошли в ход грим, утюг, игла
И даже фен – ваш друг желанный…
Шик-блеск – я кукольно красив.
Подправил брови и ресницы…
Ещё бы… Но уже нет сил
Для всяких проб и репетиций.
И вдруг остановила мысль:
Зачем вся эта театральность?
Я взял – и всё до корки смыл,
Чтоб быть естественно кристальным.
Не знаю даже, что скажу,
Когда увижу Вас сегодня.
Быть может, просто погляжу,
Вам улыбнусь – ну и довольно!
И ни к чему весь камуфляж.
Ведь Вам известна суть витрины:
Что не в ходу, что не продашь,
Лежит обычно в магазине…
Старайтесь между строк прочесть
Простое из простых открытий:
Иду таким, каков я есть,
Чтоб быть понятней и открытей.

ВЕТЕР

Боже, какой за окном разгулялся ветер – страшный!
Как жутко слепит глаза солнце – и я не вижу синее небо.
Нет-нет, не синее, а как море, голубое – чистое небо,
Которое до сих пор всегда было над моей головой…
Я ничего не вижу. И только слышу, как кто-то мне
Предлагает упиться какими-то дикими звуками…
Где я? Зачем я должен слушать этот гнусный оркестр?
Ну, что вы делаете? Вы ведь знаете, что я люблю шампанское,
Но всё же смешиваете ликёр с водкой и подаёте мне.
Как отраву. Как опиум… Зачем? Чтоб я был пьян?

Чтоб я ничего не помнил… Чтоб я был ваш...
Чтоб меня перестало мучить единственное – совесть.
Но нет – вам не удастся это. Слышите! Я отвергаю вас –
Притворных, льстивых, подлых, пьяных и без чувств...
Вам, одержимым лишь животными инстинктами,
Я говорю: вам не удастся умертвить мой разум!
И только ты, любимая моя! Ты – женщина моя,
О, разве ты не слышишь, как взываю я к тебе:
Приди, спаси меня от этой грязи. И уведи от всех!
Ну, почему же ты молчишь? Ты ничего не видишь?
И этот ветер – не предвестник урагана, бурь, несчастья?
И ты не чувствуешь, что этот ветер не за окном – в душе моей
Холодный, завывающий, ненастный ветр предгрозья?..
И от раскатов грома может и не выдержать душа. А сердце?
Тебе не слышно разве, как оно стучит? Не слышно?
Тогда я смею думать, как ни горько: ты с ними заодно!
Выходит: я когда-то ослеплённым был тобой, как солнцем.
Таким же ярким, как сегодня, солнцем за окном.
Но если так, то не на что мне опереться, слышишь!
Мне трудно сладить с этим ветром. Миг – и упаду…
Но только преждевременно торжествовать не стоит:
Я всё равно не буду с ними. Но с тобой. Да-да, с тобой.
Той самой, кем была мне ты в наш самый первый вечер.
Пусть даже всё, как и тебя, придумал я тогда…

АХ, КАК МНЕ ЖАЛЬ КОНФЕРАНСЬЕ…

Под маской проще: маска – грим,
Сюртук, парик, усы в придачу…
А как тут быть с лицом своим?
Как быть собой – и не иначе,
Когда для пауз – номера?
Когда в коротком перерыве
Вся жизнь – из двух обычных фраз,
Произнесённых без надрыва?..
Ах, как мне жаль конферансье,
Который от искусства:
Он в ремесле собаку съел,
Но растерял все чувства!

Слова теряют новизну,
Когда прокатаны без счёта
И загнаны в тиски минут
По режиссёрскому расчёту.
Когда висит Дамоклов меч
Контрольных фраз, условных знаков…
Но только ли об этом речь?
Что зрителю к тому, однако?
Ах, как мне жаль конферансье,
Который от искусства:

Он в ремесле собаку съел,
Но растерял все чувства!

На «Здравствуй!» – «Здравствуй!» и ответ.
Он – в слове. Он – в глазах. Он – в жесте.
Но если теплоты в нём нет,
Он вопиюще неуместен!
И всё, что скажется потом,
Цепной реакцией разбито.
И веет жутким холодком,
Будь ты хоть трижды знаменитым!
Ах, как мне жаль конферансье,
Который от искусства:
Он в ремесле собаку съел,
Но растерял все чувства!

… В родном селе я побывал:
На спор одну там пели песню.
Один, как спел, – за душу взял.
Другой, хоть мастерски, но – пресно…
Так вот где истина всего:
Рад от души согреться каждый!
… Я стал бояться одного,
Что кто-то скажет мне однажды:
Ах, как мне жаль конферансье,
Который от искусства:
Он в ремесле собаку съел,
Но растерял все чувства!

ПРОСЬБА
(Ироничные стихи)

Да будет покой вам – и папам, и мамам!
И всем, кто к родству отношенье имеет...
Потому, что родственники эти самые –
Поэтам хандры пострашнее.

Что такое хандра – временное явление.
Родственничков же на время не купишь.
Для них все твои сочинения –
Очередная твоя глупость.

Плевать на твоё вдохновение.
Нет хлеба – иди в магазин за хлебом.
Свет экономь в ночное время.
Спать не мешай! За детьми присмотрел бы!

Дел по горло, а ты – со стихами!
В доме подмёл бы. Помыл полы.
... Я бы так сказал и папам, и мамам,

И жёнам, и деткам, себя разозлив:

Милые, добрые! Отойдите на время!
Человек ведь трудится – мысль в ходу.
Пусть разродится мозг беременный,
Даже если родит ерунду!

Каково же за хлебом в очереди,
Когда на подходе роды?
Ей-богу, повеситься хочется.
Или что-нибудь в этом роде…

Ведь нет никакого спасения
Ни на работе, ни дома.
Дома писателей – талантам и гениям.
А начинающим – Содомы.

Ну не надо браниться и ссориться.
Наберитесь терпения.
Подметите, пожалуйста, горницу
Вместо растущего гения!

А по такому-то случаю
Весь гонорар он отдаст вам.
И вы будете самые лучшие
Родственники в государстве!

* * *
У дочки вопрос, а ответ я не знаю:
Влюблён ли в Богдану Кирилл?
Нагрет телефон: у подруг выясняет,
Намёками им говорит...

О господи правый – и даже Богдане
Инкогнито смело звонит:
«Кто я? Кирилла сестра...» Очень странно
Всё это мне слышать. Ты, дочь, извини!

Однако, нелепо всё это довольно...
Зачем это всё выяснять?
И так детективно, подпольно...
Не проще ли честно сказать:

«Ты знаешь, Богдана, мне хочется очень
С Кириллом дружить. Если можешь, скажи:
Ты, может быть, дружишь? А может быть, хочешь
Сама же с Кириллом дружить?

Ответит, что дружит – беда небольшая.
Но дружбе мешать – ни за что б я не стал.
... А этим звонком ты себя унижаешь:
Презренней нет маски лисы и шута!

Великие чувства – влюблённость и дружба.
Они, как заря, осещают нам жизнь.
И только играть ими, дочка, не нужно.
Их надо беречь. Но сперва – заслужить!

ВДОХНОВЕНИЕ

Жанне Чикаренко –
руководителю ансамбля скрипачей “Вдохновение”.

Я музыку сравнил с улыбкой,
И стало дивным настроение.
…Рыдает ветер или скрипка –
Звучит ансамбль “Вдохновение”…

Смычок вверх-вниз – лишь струн касанье:
Ах, как синхронны все движения!
Ты только вслушайся в звучанье –
Его – ансамбля “Вдохновение”:

Поет струна о счастье зыбком,
А звуки – будто наваждение.
Не умолкай, богиня-скрипка,
Чаруй, ансамбль “Вдохновение”!

А миг воистину чудесный:
Ты весь – само благоговение.
Душа стремится в поднебесье,
А всё – ансамбль «Вдохновение»!

БАЛАДА О ВЫБРОШЕНОМ КАДРЕ
Кинооператору Марку Чадику

В корзине монтажной – ползучие змеи
(Мгновенья, которым прожить не дано):
Там кадр – послабее, а тот – потемнее,
А там – совершенно темно…
Погибшие планы. Не жаль вас нисколько!
Но дрогнет рука и заноет душа,
Когда средь издержек, обрывков, осколков
Вдруг лучший твой кадр поползёт не спеша…
Куда же ты? Стой! Ни к чему торопиться!
Ну, кто-то не понял – давай убедим,
Что если уж смог ты на свет появиться,
То целая жизнь за рожденьем твоим.
Во-первых, военный родной Севастополь –

Одна из трагически памятных мет:
Ты был на подпольной работе –
Подпольщик в 14 лет!
Военная юность – листовки и сводки:
«Держитесь, родные! Враг будет разбит!».
Как быстро взрослели твои одногодки –
Мальчишки годами. Мужчины на вид.
Из памяти боль никогда не уходит:
Среди миллионов – отец твой и мать.
И павший в атаке Сушинский Володя,
Тот первый, кто камеру дал подержать.
Твой выбор осознан – ты знаешь, что делать:
Война не окончена – в бой военкор!
Не будет пробелов в рядах поределых:
Статьи вместе с фото – смелее в набор!
Газета, газета, ты помнишь об этом:
Одиннадцать лет на твоём был посту!
И мог бы, наверно, стать фотопоэтом,
Но рвалась душа, как всегда, – в высоту!
Мигали глазки кинокамер зазывно.
Звала неуёмная жажда дорог.
Чтоб ты – оператор, оперативник,
Как Фауст мгновением властвовать мог.
Решился! Свершилось. Удачи и проза…
Но чтоб вдохновенно светился экран,
Сквозь ночи и дни, сквозь дожди и морозы
Идёшь добывать свой единственный план.
А жить интересно! Всё – в гуще событий.
Всё – разные люди. Повсюду б поспеть!
И в семьдесят с гаком есть уйма открытий.
Их нужно на камеру запечатлеть.
А кто о покое – то с этим не скоро:
То план поджимает, то новый маршрут…
Стоишь у экрана в бессменном дозоре.
Вот жаль – молодые несмело растут.
Да жаль, что кромсают отстнятые планы:
В угоду редакторским планам порой…
Зияют они по корзинам, как раны –
Мгновения жизни, что сняты тобой.
А возраст велит быть солидней и строже.
За всё ты в ответе, что камерой снял.
И лучший твой кадр пусть вмонтируют тоже –
Не зря ты героев от дел отрывал…
Как ждут этот кадр они там – у экрана.
Как близким, знакомым о нём говорят!
Поверьте, что тот, кто надежды обманет,
Опасный не меньше, чем бросивший яд.
Спасибо судьбе за удачи и грозы!
Сегодня ты к новым дорогам готов.
Уже отцвели по садам абрикосы.
Но ветки кивают обильем плодов.

СНЕГ С УТРА

С утра тривожно падал снег,
Срываясь хлопьями большими.
И в этой грустной белизне
Тонули юркие машины.

А от тебя ни новостей,
Ни телефонного «Скучаю!»
… Стелю холодную постель
И беспокойно засыпаю.

А по утрам стучит в окно
Усталый путник – зимний ветер.
И снег пушистой белизной
Укутал, кажется, полсвета!

Я без тебя, как в западне.
И телефон хранит молчанье.
Кружится снег – холодный снег.
Душа застыла в ожиданье.

Приди! Хотя бы отзовись,
И я осилю непогоду.
… Проходят дни. Проходит жизнь.
Но память – память не проходит.

КОЛОКОЛЬЧИКИ

Голос нежный, голос милый
Не забыть – не превозмочь.
... Колокольчики приснились:
Не давали спать всю ночь!

Снились синее раздолье,
Луг цветистый у реки.
Сколько глазом видишь – поле:
Золотые колоски.

То ли шелест тех колосьев
Колокольчиком звенел,
То ли птиц многоголосьем
Край родной во сне запел...

Я всю ночь те песни слушал –
Невозвратный детства звук:
Колокольчик мой пастуший,
Трели птиц, цветущий луг.

ДУЭТ
Ирине Сапожниковой и Татьяне Кудрявцевой –
музыкантам дуэта «Каприччио».

Две леди, чародейки, феи.
В их услужении – семь нот.
Но, Боже мой, каких высот
Они вдвоем достичь умеют!

Что есть «Каприччио»? Каприз,
Но только им двоим подвластный.
И подражать игре напрасно –
Уж лучше вызвать их на «бис»!

И слушать, музыке внимая,
Хмелеть от чуда семи нот.
Душа ликует и поет –
Дуэт «Каприччио» играет!

ОДА ЗЕНИНЫМ

Создателям ансамбля танца «Чёрное море»
в Севастополе Игорю и Татьяне Зениным

Во всём угадывается Зенин:
Он мастер танца, светотени.
Экспрессия царит на сцене –
Спасибо Вам, маэстро Зенин!

Да кто, скажите мне, поспорит
И с Зениным, и с «Черным морем»?
За то, что Зенин без изъяна,
Спасибо, Зенина Татьяна!

Прекрасен зал, чудесен зритель.
Даст Бог, вы это сохраните!
И будет море, прямо скажем,
С надежным другом-экипажем!

ДЕВУШКА С ГИТАРОЙ
Барду Людмиле Мироновой

Что-то есть в весенних вечерах
Милое и грустное до боли…
Чувства обострённого игра
Выплеснуться просится на волю.

Голос то прорвётся, то замрёт,

Ветром разносимый безучастным:
Под гитару девушка поёт
Песню о своём хорошем счастье.

С лёгкостью рождаются слова
И мотив нехитрый дарят струны.
Шелестит взволновано листва –
О мечтах рассказывает юность.

Звёздная метель всю ночь мела.
У окна открытого на стуле
Девушка гитару обняла
И, на гриф склонясь, к утру уснула…

Дивная, чудесная пора
Юности, надежды и раздолья.
Что-то есть в весенних вечерах
Милое, щемящее до боли…

ПОТОМУ ЧТО…

Будет утро. И счастье будет.
И туман за окном поплывёт.
Буду гладить твои я груди,
Твои бёдра и мягкий живот.

А затем прильну с поцелуем,
И откликнется плоть твоя.
Потому что тебя люблю я,
Потому что ты – это я.

И подкрадется кошкой вечер.
Мы его не заметим с тобой.
Потому что есть губы, плечи…
И твоя, и моя любовь!

* * *
О том, что было, не жалею.
Уверен: будет, что хочу!
Я счастлив, если вам теплее
От слов моих и добрых чувств.

Ещё деревья не проснулись.
Ещё сереет, тая, снег.
Но многоцветье шумных улиц
Напоминает о весне.

Я столько лиц весёлых встретил
И думал, глядя на людей:
Какое счастье жить на свете,
Встречая песней новый день!

Иван Левченко Встречаю песней новый день