Бражнев Александр.
Школа опричников.
Исповедь энкаведиста
Повесть.
НА СТРАЖЕ КОНСТИТУЦИОННЫХ ПРАВ
Итак, нам предстояло заняться «обеспечением государственной
безопасности». До сих пор мы как-то не вникали в это понятие,
и наименования чекистских чинов (по-советски — званий — сержант
госбезопасности, лейтенант госбезопасности и т. п.) — эти наименования
звучали, ну, как если бы к армейскому чину добавлялось: «сыска»
или «палачества». Лейтенант сыска, майор палачества — это звучало
бы грубовато, а «госбезопасности» — куда ни шло! Теперь, перед
выборами, понятие государственной безопасности было раскрыто:
каждое наше движение может стать необдуманным и небезопасным,
надо обеспечить безопасность пролетарского государства,— наша
профессия (сыска и палачества) — совершеннейше необходимая функция
в государстве.
До дня выборов оставались одни сутки. Наша группа была вверена
руководству сержанта госбезопасности Герасименко. Надо было полагать,
что орденоносный Яневич был куда-то переброшен. Что ему солоно
пришлось за усердие, этого мы, конечно, ни минуты не думали. Наш
новый шеф повел нас на участок, где мы репетировали не так давно,
и занялся распределением между нами ролей. Я и его предупредил,
что мне не следует показываться знакомым в роли подозрительно
бездельничающего чекиста в штатском. Я остался состоять при особе
Герасименко.
Все мы (и Герасименко тоже) были в штатском, но нам выдали пистолеты,
причем нас предварительно проинструктировали, как прятать их за
пояском брюк. Мы натренировались в этом искусстве достаточно хорошо,
и никто не сказал бы, что мы вооружены. Невинные с виду, как овечки,
мы могли мгновенно выхватить пистолеты и оскалиться по-волчьи.
С некоторым любопытством воспринимали мы мягкое, вежливое отношение
к нам Герасименко. Он порою соглашался с курсантами, не проявляя
безапелляционности начальствующего лица. Конечно, он был предупрежден
о сухом бунте курсантов и имел указания не растравлять наших свежих
ран.
По прошествии часа прибыли курсанты школы милиции, вооруженные
винтовками и наганами. Затем появились чины милиции, и всего набралось
представителей милиции, считая по-военному, примерно со взвод.
Милиция была в своей форме — и работники, и курсанты.
Оперуполномоченный руководил дислокацией внешних и внутренних
постов. Охрана была идеальной даже на невозможный случай, т. е.
если бы действительно могла возникнуть какая-нибудь опасность.
Ни одного поста обнаружить никто бы не смог. Мало того, были приняты
меры к тому, чтобы население поговаривало: «Советская власть —
наша, ей бояться нечего...» Это пускалось через партпрофорганизации,
подхватывалось «активом» партдядей и парттетей...
К вечеру все посты были заняты. Герасименко выделил даже резервную
группу из милиции, сосредоточив эту группу в соседнем помещении.
Жители были оттуда переселены в другие дома — временно, пока идут
выборы.
Когда все было готово, Герасименко инструктировал курсантов.
— Если кто-нибудь подойдет к окну помещения избирательного пункта
или будет толкаться тут, задержать и сдать в резервную группу.
Точно так же поступать с теми, кто будет толпиться, группироваться
возле пункта. О каждом случае немедленно доносить мне.
После того он дал указания и насчет боевой тревоги, что подвинтило
курсантов, хотя никто не представлял себе, чтобы до этого дошло.
Всю ночь мы репетировали с одним десятиминутным перерывом — на
перекурку. Наступило утро. Вдруг — стук в дверь. Оперуполномоченный,
доведший себя за ночь до полусумасшествия, подскочил к двери с
пистолетом в руке и с видом отчаянного героя быстро ее распахнул.
На пороге оторопело застыл напуганный наганом председатель избирательной
комиссии. Оперуполномоченный, пряча свой конфуз, бормотал:
— Мы... (Не он, видите ли, а все мы!) ...Мы думали, что враги
народа...
— А чего бы они стали стучать в дверь? — необдуманно спросил председатель
и сразу испугался: лицо чекиста исказилось злобой.
Мы тоже заметили это и подумали: «Влип наш пред!»
Начали прибывать члены избирательной комиссии. Когда они сошлись
в полном составе, Герасименко проинструктировал их: как надо наблюдать
за избирателем, когда он подходит к столу, как не позволять ему
ни на секунду отводить глаза от наблюдающего взгляда и даже...
как распознавать врага. То и дело Герасименко окидывал взглядом
председателя, и во взгляде этом не было ничего доброго. Закончил
он так:
— Для вас это будет трудновато, но мы — здесь. Я и мой заместитель,
— Герасименко неожиданно указал на меня,— мы будем все время находиться
тут.
Я был рад уже тому, что в составе комиссии не было никого из моих
знакомых. Я больше всего боялся, чтобы о моей «деятельности» не
узнал Григорий Федорович Корнеев — он, ведший меня сквозь огонь,
воды и медные трубы большевизма, был все-таки моей совестью: я
шагнул за предел допустимого. Пусть это не было по моей вине,
но это — было, стало.
Дальше
К содержанию Бражнев
Александр. Школа опричников. Исповедь энкаведиста